Оба они бросились к юнцу, который подавился куском жаркого, и, судорожно пытаясь откашляться, принял стойку, убрав свободную от меча руку за спину.
Англичанин разрядил в одного из незнакомцев пистолет, попав ему в ногу. Нападавший закричал от боли и попытался было ударить англичанина, медленно подбирающегося к нему с мечом. Иностранец отбил удар, нанеся свой. Раненому удалось парировать и отхромать немного назад, занимая более выгодную для себя позицию.
Тем временем юнец пытался отбиваться от наседавшего на него второго из нападавших. У него это получалось плохо — его душил кашель и слишком большой кусок мяса в горле.
За несколько ударов англичанин разделался со своим противником, оставив его лежать у самого входа, и ринулся на помощь своему молодому товарищу. Тот пытался прикрыться мечом, стоя уже на одном колене. Промедли иностранец еще секунду, и юнец расстался бы с жизнью.
Англичанин одним прыжком преодолел отделявшее его от места схватки расстояние и нанес удар в спину второму из нападавших. Пришелец выронил оружие и упал на колени, захрипев. Англичанин ударил еще раз и противник повалился на пол трактира, лицом вниз.
Юнец лежал, свернувшись клубком, держа себя за голову — у него было отсечено ухо. Англичанин оглядел шеренгу стоявших перед ним плененных посетителей. Взгляд его остановился на Марте, той самой трактирной девке, из-за которой начался погром в таверне.
— Ты, — свирепо произнес англичанин с жутким акцентом, указав на нее. — Помоги ему, перевяжи!
Та бросилась к юнцу, но растерянно остановилась над ним, рыская глазами по комнате:
— Чем?
— Что?! — рявкнул англичанин, даже не поворачивая головы в ее сторону. Он опять стоял у двери, зарядив пистолет.
— Чем перевязать? — испуганно пролепетала служанка.
— Да хоть платье свое порви, дура!
Марта начала рвать юбку на полосы и обматывать ими голову пострадавшего парня.
По лестнице начали спускаться люди. Двое тех, которого по началу Франц принял за благородных господ, и двое из друзей раненого юнца.
— Все, — отряхивая руки, произнес высокий «благородный господин». — Мы можем идти.
За спиной его раздавался вширь добротно набитый чем-то мешок. У его спутника, «благородного»-коротышки была перевязана левая рука. Несмотря на ранение, он шел улыбаясь.
— Что с ним? — спросил один из друзей юнца, который немного покачивался, словно изрядно выпил или его сильно ударили по голове. И указал на раненого парня, которого перевязывала служанка Марта.
— Ранил один из тех двоих, — англичанин указал на трупы.
Высокий «благородный» кивнул и ткнул пальцем во Франца:
— Сбегай до магистратуры, вызови сюда стражу.
Хозяин таверны было дернулся вперед, но затем остановился и спросил:
— А что мне им сказать-то?
— Скажи, что по велению императора Фердинанда поймали и казнили пятерых шпионов-униатов, — ответил вместо высокого тот, что поменьше. — Трупы пусть сожгут: среди шпионов был колдун.
Раненый юнец тем временем успел сунуть руку Марте за пазуху и что-то жарко шептал ей на ухо.
— Пойдем, Лойхте, — позвал его раненый.
Парень нехотя отпустил служанку и встал с пола, оправляя одежду. Поднял меч и, внезапно разозлившись, пнул ногой выроненный во время схватки остаток жаркого.
Выйдя на улицу, раненый невысокий «благородный» проорал в спину бегущему за стражей трактирщику:
— Мы еще заглянем к тебе вечером. Приготовь нам вина получше!
Пятеро остальных его спутников дружно захохотали и этот смех долго еще преследовал несущегося вприпрыжку через высыхающие лужи Франца Ринглера, хозяина таверны «Мракобес».
XVII
Несмотря на шум толпы на площади, в зале заседаний Верховного Магистрата Ганзы было тихо. Свет утреннего солнца проникал сквозь большие окна, украшенные цветными витражами. Они выходили во внутренний дворик и только поэтому имели право на существование. Тем не менее мастер Ульрих Дункель постоянно спорил с мастером Болем, твердя об опасности, которой может подвергаться жизнь выборных представителей из-за огромных окон.
Иероним Боль оглядел собравшихся в зале людей: все они были проверенные временем выборные мастера Ганзы, мастера своего дела: торговли, политики, управления. Мастер Ансельм Зольгер из Любека, мастер Николаус Ольдингер из Ростока, мастер Отто Кляйнергейм из Гамбурга. Не хватало лишь мастера из Киля, Андрея Пегнитцера, принявшего яд, когда войска Кристиана Датского ворвались в город.
Кроме выборных городских мастеров, присутствовали еще мастера Дункель и Штейнман. Первый был главнокомандующим войсками Ганзы, второй был верховным магом Союза.
Дождавшись пока все собравшиеся умолкнут, мастер Боль начал свою речь.
— Сегодня мы собрались здесь, чтобы принять ряд решений, могущих иметь огромное значение не только для нашего Союза, но и для всего христианского мира в целом. Мы, как одна из самых значительных сил, существующих в Европе, должны принять такое решение, которое наши потомки будут вспоминать с гордостью и которое обеспечит нашему союзу дальнейшее процветание, — мастеру Болю плохо давались речи, полные возвышенных слов. По его мнению, они больше подходили для дворян, священников и прочих пустобрех, не способных реально воспользоваться имеющейся у них властью, а умеющих лишь говорить, говорить и говорить. — Война угрожает нашему существованию. Уже пал Киль, один из пяти наших городов. Хвала господу, хоть и со значительными потерями, но войсками Католической лиги была снята осада с Любека и Гамбурга. В планах наших врагов взятие Бремена.
Присутствующие, особенно Ульрих Дункель, иронично улыбнулись. Мастера Зольгер и Кляйнергейм, выборные главы от осажденных городов, к счастью находились в Бремене, когда датская армия начали осаду. Но около недели назад Кристиан IV был вынужден отозвать своих солдат к себе, в центр имперских земель, обеспокоенный продвижением к Любеку и Гамбургу войск Католической лиги.
— Мы не можем вести войну самостоятельно, наш главный союзник — дом Габсбургов — постепенно сдает позиции, уступая мятежным князьям и иноземцам одни земли за другими. И сегодня, на этом заседании, мы обязаны выработать план действий, которые укрепят наше положение и приведут войну к победе. Нашей победе.
Несмотря на то, что он говорил о неустойчивом положении Союза, мастер Боль вовсе не испытывал страха перед будущим. Он знал реальное положение вещей, знал и то, что вторжение датских войск обречено на провал. Остальные собравшиеся тоже понимали это, но таков был порядок заседания.
— Первым подлежит обсуждению вопрос о передаче денег банкирскому дому Фуггеров, обслуживающему императора. Фердинанд не желает усиления армии Католической лиги и ему нужны деньги и собственный полководец, помимо Тилли. Переданные нами средства пойдут на подготовку новой имперской армии, набор наемников и склонение к союзу тех стран, которые не определились еще со стороной, занимаемой ими в войне.
— Какова сумма? — поинтересовался мастер Кляйнергейм.
— Три миллиона дукатов.
— Крупная сумма, — спокойно прокомментировал полученный ответ гамбургский мастер.
— Отчет о порядке подготовки этих денег лежит на столе, — указал мастер Боль. — Просмотрите его и выскажите свои возражения, если они появятся.
Несколько минут выборные мастера просматривали бумаги, затем по одному выразили свое согласие. Документ был утвержден.
— Следующее, товарная и денежная помощь, а так же льготы в торговле, предоставляемые Речи Посполитой. После заключения мира с Густавом II Польско-литовское государство находится в бедственном положении. Мы должны поддержать Сигизмунда III. Он — один из вернейших Риму и императору монархов, а вдобавок ярый сторонник Контрреформации. Как и его дворяне. Сражу скажу, что денежная сумма еще не установлена, равно как и торговые льготы. Их требуется обсудить.
После полутора часа дебатов, были установлены масштабы помощи, оказываемой королю Речи Посполитой. Мастер Боль вызвал своего охранника, мушкетера Черной роты, и отправил его с посланием к одному из своих помощников, дабы тот начал работу по сбору средств для Польско-литовского государства.