— Госпром, это такая контора, такая, о-о, — причитал Паша. — Государственный Промоушен. Они — это все, что есть. Они говорят, как говорить, и думаем мы, как придумал Госпром. Даже когда кто-то думает против Системы, это тоже формирует Госпром. Цензурный комитет, Служба опеки — его верные псы. Офф-чарки.
— Поднимем чарки, — сказал я, поднимая стакан. — За Систему.
— За Систему, — согласился Вжик. — Хоть мне она и не сильно нравится. Исключительно как математику. Как неверное решение не нравится.
Зазвучал хит нынешней весны. «Убей ублюдка! Убей ублюдка, в себе ублюдка убей…». За дальним столиком стала подпевать корпулентная дама с испитым лицом.
— Систему создавали не дураки, — сказал я, вытирая губы. — Предки знали, что делали.
— Да что вы все: предки, предки, — проворчал Паша. А меня задел пренебрежительный тон. — Если они и не кретины, что не доказано, — тут меня еще больше задело. — То Система, созданная сто лет назад, не обязательно эффективна сегодня. И она не эффективна. Предки, предки.
— Это не твое… — я давил в себе злость, как пузырчатой пленкой щелкал. — Не нашего ума дела, Паша. Система работает. Все довольны.
— А гедеоны, а чиэсы? Ублюдки те же, они против.
— Флуктуации. Ты сам вывел четырнадцать миллионных.
— Не всем апатия по сердцу.
— Это у меня апатия?!
— У всех. Это наследственное.
— Не хочу я тебя слушать! Победы предков…
— Приведи пример!
— Они были!!
— Мудачье твои предки. Мудаки и консервы. А мы — то? Мы-то даже не «кон», а дословные…
Баскетбольным мячом в лицо! Наотмашь! Убийственно! Так громыхнула ярость. Я выплеснул стакан на грудь урода. И бросил следом. Бокал ударил в лоб человека. Человека?! Мрази!
Я встал и стремительно пошел к выходу. С таким общаться — никогда! Ах да, забыл. Вернулся к барной стойке, заплатил. Почему-то оглянулся. Паша сидел, сгорбившись; жалкий, побитый. Кажется, плачет.
Взял еще на вынос бутылочку ноль пять. Встреча выпускников! Пиздеж академический, а в реале — вражеский голос. Зачем я к нему подходил вообще?
2
Спал я крепко, но прерывисто, раз пять вставал в туалет и воды попить. Утром настроение — козел. Я с тяжелой головой пошел на кухню, здесь пахло поджаренным хлебом. Надо выпить крепкого кофе, чтобы прийти в крепкую форму. Супруга мастырила завтрак. Долгие годы я ее к готовке приучал — сопротивлялась, она из феминистического дома. Можно было двадцать лет назад выбрать другую для брака, но с Нормой мы лучше совпали в анатомическом плане. Тютелька в тютельку, как говорили великие предки. Предки… Тьфу! Вспомнилось вчерашнее безобразие, поплохело.
— Я вчера несколько перебрал, — говорю.
— Там не несколько, — щерится Норма беззлобно. — Кофею навези и помойся, псиной пропах.
Правильно. Это я вчера во дворе общался со знакомой собакой. Пожаловался ей, а она говорит — не переживай, ты не отвечаешь за бывших одноклассников, хватает дебилов среди клауфилов. Милый, все понимающий пес. Или сука, я не разбираюсь.
Сел за стол, Норма поставила передо мной дымящуюся чашечку.
— Предложение интересное прислали, — она помахала телефоном, как бы взбалтывая интересное предложение. — По поводу образования, чтобы уже сейчас Давида записать. Через три года как раз очередь подойдет.
— Куда?
— Курсы кунилингуса.
— Ну запиши. Ремесло всегда пригодится. Дорого?
Появляется Борис, энергичный, как павиан. Нескладный, шарнирный, угловатый, он кружит по кухне сверкающей шестеренкой.
— А вы все о деньгах, да?! — кричит он радостно. — Кто о чем, а родаки о бабках! Мам, дай мне пару бутеров на ход ноги, и я полетел.
— Что орешь?
— Кто орешь?! Я «орешь»? Я орел!
— Почему небритый? — выговариваю я. — Пошлину опять платить за тебя.
— На пошлину я наскребу, не волнуйся.
Не много зарабатывают доставщики. Но по крайней мере у меня он переводы просить перестал. Видимо хватает на юношеские шалости.
— Отец тебе говорит не про деньги, — подключается Норма. — Выделяться не надо. Правила для всех и обязательны. Все время, до новых правил. Ты подставляешь отца в первую очередь.
— Шлем, балаклава, мопед, — улыбается Борька. — Никто не заметит небритость.
— А где мопед? — интересуюсь без интереса. — Я вчера его не видел на обычном месте.
— Вы, папаша, вчера бы и фуру не узрели, — смеется Борис. И этот туда же, подкалывает. — Напротив стоит мопед.
Я не сразу понял, а когда сообразил:
— У третьего корпуса?!