Лучше всего он умел ждать, но никогда не жил ожиданием. Он прожил в мире вечного лета достаточного долго, чтобы научиться скучать по зиме, но не пропускать тепло, стремясь увидеть снег. Он старался наслаждаться каждым мгновением.
Часто, правда, тосковал, что не с кем эти мгновения разделить.
Анжей натянул на себя свитер, полулёг на стол, наблюдая за тем, как в облаках появляются голубые заплатки чистых небес.
На острове Цветов очень редко были вот такие пузатые сизые облака, чаще всего там сиял васильковый небосклон, ну, либо чёрные грозовые тучи. Или то, или то.
И обитали острова жили по правилу “либо так, либо так”. Разозлить их было проще простого, как и обрадовать, и Анжею столько раз угрожали, что он совсем разучился их бояться, но научился очень вежливо и мягко разговаривать и извиняться. Это не очень помогало, самый действенный способ избавиться от угрозы был всегда один — позвать Грана.
Улыбнувшись собственным воспоминаниям, он услышал характерный звук: как радостно собачий хвост бьется о пол, а потом уже — шаги сестры.
Анна появилась на кухне, зевая во все горло и поправляя пижаму. Черные жесткие волосы свились в вороньё гнездо, кожа цвета кофе с молоком казалась ещё темнее на фоне белой ночнушки. Анжею всегда казалось страшно милым, что на щеках сестры круглый год красовались веснушки: в детстве она ему говорила, что это следы от поцелуев огненных духов, а он, как всегда, безоговорочно верил. Став старше, конечно, понял, что про веснушки она наврала, но зато убедился, что от огня ей достался характер: взрывной, яркий, способный как обжечь, так и согреть.
Сейчас пламя её изволило дремать.
— Анжей, ты прямо с утра такой продуктивный, что мне каждый раз ужасно стыдно.
— Это неправда, — улыбнулся он.
— Конечно, неправда. Ещё чего, в такую рань вставать, если у меня есть брат, который сделает всё за меня!
С этими словами она побежала умываться.
Анжей достал тарелку, положил в неё омлет, налил кофе в чашку и разогрел на сковородке вчерашнюю булочку. Поставил всё на стол, осмотрел композицию, остался доволен результатом.
Сестра вернулась уже в дорожной одежде: тёплые штаны, широкая белая рубаха, высокие меховые сапоги. Кудри она забрала в высокий хвост, чтоб не мешались за завтраком. Несколько косичек вольно свисали но бокам.
— Омлет! Ура, мой любимый! — воскликнула она, усаживаясь за стол. — Когда мы плыли с острова, один кретин уронил ящик с яйцами, и омлета я не видела целую вечность.
— Ну что ж, за зиму у тебя есть все шансы наестся ими так, что смотреть не сможешь.
— Не угрожай мне, я ж подумаю, что это вызов! А ты уже поел?
— Да, давно.
Овечка покачала головой, недоумевая откуда у брата такая вредная привычка: вставать по утрам и что-то делать. Она прикончила омлет за минуту, умяв и булочку, а вот кофе пила медленно, с чувством.
— Я думаю сварить кофе на ели, — сказал Анжей.
— Звучит… странно. Но я за.
— Значит попробую, как вернёмся. Главное, нарвать веточек по дороге.
— Так да, поехали уже, а то по темноте плестись будем! Бузина нас на спине увезёт или лучше на санях?
Анжей задумался на несколько секунд, взвешивая все за и против, а потом ответил:
— Возьмем сани. Мало ли, что купим, или решим дров набрать.
— Отлично! — Анна встала, собирая посуду. — Ты тогда иди запрягай, а я помою тарелки.
Снарядить Бузину в поездку было несложно — олениха была спокойной, покладистой и все махинации с собой воспринимала стоически. Собаки было возбудились от предвкушения прогулки, но быстро утихли под строгим голосом хозяина. Яблочко легла на землю, прижимая уши, а вот Блинчик недовольно заурчал и отвернулся.
— Спокойно, дружок, — сказал ему Анжей. — Поедешь в санях, если что.
Он знал, что всё расстояние до деревни Блинчик пробежать не мог из-за хромой лапы. Когда-то давно его лягнул олень и пса вышвырнули на улицу, а Анжей его подобрал, долго лечил, но так до конца и не смог исправить недуг.
Впрочем, Блинчик на судьбу не жаловался и в забеге на короткие дистанции ничем не уступал своей здоровой хвостатой подруге.
Повозка была готова, финальным аккордом на рога Бузины были повешены колокольчики, а олениха вознаграждена за терпение яблоком и ласковым хлопком по шее. Анжей вывел её из стойла, запер ворота, укутался в шрем, надел варежки и крикнул:
— Анна, мы готовы!
Сестра выскочила из дома, заперла дверь.
— Проверь, чтоб дверца для зверей не захлопнулась, — попросил Анжей.
Анна встала на колени, толкнула туда-сюда маленькую дощечку, открывающую небольшой лаз.
— Не боишься, что тебя так ограбят? Сюда я бы пролезла.
— Чего там грабить? Разве что Кабачка утащат, да и то я уверен, что этот котяра любого грабителя одной лапой завалит.
— Что правда, то правда, — кивнула сестра, забираясь в сани. — Он тяжелый у тебя очень. Ты бы его на диету посадил.
Щёлкнув поводьями, Анжей направил сани к дороге. Снега за ночь навалило по колено, поэтому Бузина двигалась медленно, но шаг за шагом ускорялась.
— Посадил как-то. Он начал цыплят душить в отместку. Нет уж, пусть будет лучше толстым, а в курятник не лезет.
Распогодилось, и лазурное небо засияло над дорогой. Белоснежный лес выстроился стеной, пели птицы. Анна болтала, рассказывала о лете, Анжей слушал и подгонял Бузину. Собаки носились кругами, а, устав, запрыгнули в сани, демонстративно зевая.
— Говорят, там на берегах Доврича жили совы. Да, их там было так много, что людям пришлось уйти, — сказала Анна.
— Они были агрессивными?
— Ну, не то, чтобы, но ты знаешь, как это бывает: посмотрят на людей и всё — пиши-пропало. Они своим взглядом так чуть ли не всю деревню увели. А потом девались куда-то. Жители Доврича об этом умалчивают, но я видела огромные перья в некоторых домах….
— Да ну! Даже баши не могли сов победить.
— Ну, выходи из дома раз в декаду — ты и куропатки не застрелишь.
Анжей на упрёк не ответил — как раз заметил на горизонте первые дома. Он любил деревню, хотя и появлялся в ней редко, и знал, что жители деревни ему благоволят. Отстранённо, конечно. Перешептывались, не юродивый ли, случаем, тот мужик с фермы? Нет? Ну ладно. Всё равно странный, но хороший, кажется. Иногда думал, что стоило бы почаще приезжать, чтобы завести друзей, но как-то не складывалось.
— Ну, какой план? — спросила Анна, скидывая капюшон.
— Уши замёрзнут, — предупредил её Анжей.
— Не замерзнут, мы сейчас в тёплое место заедем, в таверну, например, всё равно вся жизнь и информация там, в том числе и о вакансиях.
— Ну вот тебе и план.
Он направил сани в сторону местной таверны под названием “Дубовый лист”. По дороге с ними здоровались местные жители, а брат с сестрой приветствовали их в ответ. Какой-то мальчишка выскочил прямо под копыта Бузины и гневного крика Анны испугался больше, чем риска быть раздавленным.
— Ты что, припадочный?! Как можно не заметить целого оленя?! — кричала Анна, а мальчик пятился, бледнел и бормотал слова извинения.
Анна фыркнула и тут же заулыбалась, увидев нужный дом. Дёрнула брата за рукав:
— Смотри, вон “Дубовый лист”!
— Я знаю, Анна. Я тут всю жизнь живу.
— А, точно.
— Зачем ты накричала на бедного мальчика?
— Слушай, ну, если ему так надоело жить — пускай встречается со смертью не с нашей помощью.
Анжей подвёл сани к самому входу таверны, накинул поводья на столб, приказал собакам ждать и вошёл вместе с сестрой внутрь “Листа”.
Помещение было довольно тёмным — его построили давно, когда окна ещё делали слишком маленькими, дабы сохранить тепло. На стенах висели картины, изображающие сказочные сюжеты, брёвна в стенах потрескались, с потолка свисали пучки трав, которые хозяйка добавляла в стряпню. В углу сидели трое мужчин, играли в нарды. Хозяйка по имени Хлома подметала пол. Услышав посетителей, она резко подняла голову и лицо её озарилось простодушной улыбкой. Она всегда казалась Анжею очень приятной и родной, эдакой доброй четвероюродной тётушкой: широкое лицо, серые добрые глаза, дородная фигура, румяные щёки и постоянное тепло в голосе.