Нет.
— В?
Нет.
— Г?
Да.
Вражка расцвела.
— Г! — воскликнула она! — Это Г! Отлично, просто отлично. О, как я надеюсь, что у тебя короткое имя…. Давай дальше, вторая буква твоего имени — А?..
Через полчаса имя незнакомца было бережно написано в тетради.
- “Гран”, - резюмировала Вражка. — Тебя зовут Гран?
Кивок.
— Ооо…красивое имя! А меня зовут Вражка. Красиво, правда?
Гран подождал несколько секунд, а затем кивнул. Рука Вражки уже устала держать зеркало, пришлось поставить локоть на колено.
— Гран, а ты заперт в зеркале, да?
Он отрицательно покачал головой.
Хрупкая, но уже надёжно построенная теория Вражки рухнула.
— А… А где тогда?
— Милая, ты чего не спишь? С кем ты говоришь?
Дверь распахнулась, и мама заглянула в комнату. Она никогда не стучалась, отчего в доме случались ссоры, но сейчас Вражке было не до этого: она не успела спрятать подарок.
— Ну и ну! — мама сложила руки на груди. — Со своим отражением разговариваешь! Я понимаю, что ты у меня красавица, не не возгордись, а не то накаркаешь! И давай-ка спать, уже поздно! А ну-ка, — она выхватила зеркало и положила его на стол, — давай ложись.
— Но мам….
— Никаких “но”! Я понимаю, что у тебя праздник, но не наглей. Тебе утром в школу вставать, не забывай об этом.
Вражка подумала было показать маме отражение. Увидит ли она там человека? Как отреагирует? Но быстро откинула эту мысль: если мама ничего не заметит — объясняться придётся долго.
Мама потушила лампу и накрыла дочь одеялом. Поцеловала на ночь, закрыла за собой дверь, и как только её шаги стихли, девочка выскользнула из кровати, схватила зеркало и шмыгнула обратно. Спутники светили ярко, и в их голубоватом свете она разглядела своёго ночного гостя. Он всё так же сидел на кровати, глядя на неё.
— О, ты не ушёл! — прошептала она. — Прости, это моя мама, она добрая, но это… дисциплинированная, во! Поэтому я не буду зажигать лампу, чтоб она нас не засекла. Скажи, а она увидит тебя, если посмотрит в зеркало?
Гран пожал плечами. Потом наклонился, положил локти на колени, а ладонями подпёр голову. Улыбнулся.
Поза была такой непринуждённой, и девочке тут же показалось, словно гость — это лучший друг, который пришёл её навестить среди ночи, принёс молоко, печенье, сейчас расскажет интересную историю и споёт колыбельную. И словно знают они друг друга целую вечность, и прошли вместе через огонь, воду и медные трубы.
Её совершенно не смутило, что по факту это незнакомец, непонятно как и почему оказавшийся в зеркальном мире её спальни.
Чувство волшебства переполняло.
— Гран! Гран! А ты человек?
Нет.
— О… ты… ты баш?
Кивок.
— Ооооо! Здорово как! Мне говорили, что вы жуткие, но я не думаю, что это правда. Говорят, Грема на четверть баш, а она такая красивая, но ты её, наверное, не знаешь… Так, хорошо, а ты ведь не в зеркале, да? Ты сказал… Показал. А где тогда?
Он махнул рукой куда-то вдаль. Понять точное направление, очевидно, невозможно. Вражка зевнула. Усталость навалилась на неё: веки налились свинцовой тяжестью, голова стала тяжёлой.
— Слушай, а если я посплю, ты не исчезнешь, а? Ты же спишь? Баши спят?
Гран демонстративно зевнул и завалился на бок, положив ладони под щёку. Вражка хихикнула и тоже легла. В отражении он лежал совсем рядом, и она украдкой провела рукой там, где должно было быть его плечо, но ощутила лишь пустоту.
— Спокойной ночи, Гран, — прошептала она, покраснев.
Он кивнул, но глаз не закрыл. А она, посмотрев в серебряную поверхность стекла в последний раз, убрала зеркальце под подушку.
***
Прошло около шестидесяти дней с дня рождения. С зеркальцем Вражка теперь не расставалась ни на секунду: оно было с ней и в школе, и на прогулке, и в комнате. Когда рядом не было никого, украдкой доставала зеркало и говорила со своим другом. Она взяла в библиотеке книгу по языку жестов и вдвоём они учили нужные знаки, разбирая их по словам: читать её новый друг не умел и букв не понимал. Диалог выходил весьма сносным, хотя и медленным, и с периодическими конфузами. Один раз Гран рассказывал, как залезал на ель, а Вражка поняла это как “залезал на ежа” и долго не могла уловить контекст, хотя и смеялась.
Её очень беспокоило, что Гран не стал выглядеть лучше: всё та же почти белая кожа, круги под глазами и бесконечная усталость на лице. Девочка старалась развеселить его как могла: показывала свои любимые места, дом и друзей, отражала для него солнечный лес, каждый цветок, каждую зверюшку и птичку, что смогла отыскать. Иногда она ложилась на изумрудную траву, поворачивала зеркальце в небо и давала своему другу полюбоваться облаками. По вечерам заваривала чай, ставила зеркало напротив и вела долгие разговоры, где одно предложение занимало полчаса.
В один вечер Вражка сидела на кровати рядом с открытым окном. Солнце уже уходило спать, сверчки напевали свою колыбельную, пахло сеном и чаем. Зеркальце стояло не тумбе рядом с чашкой и слегка туманилось от пара. Гран наблюдал за клубами с той стороны.
“В этом чае мята, — показала Вражка, сверяясь с книгой. — Ты любишь мяту?”
Для такого предложения ей надо было сложить ладошки вместе — чашка, потом потереть палец о палец — начинка-в-чашку, затем показать жестом росток и показать мятный листочек.
Конечно, она могла говорить и вслух, но в общении жестами была какая-то особая таинственность, хотя у них и без того было немало секретов.
Гран пожал плечами.
“А что ты любишь?” — спросила Вражка (ты — указать на Грана, любовь — приложить ладонь к Свету, прямо под рёбра, и два раза ударить, а затем провести рукой к сердцу).
“Пить!” — он повернул голову направо, налево, пожал плечами.
Он ухмыльнулся.
“Вино”.
Вражка хихикнула.
“Я могу стащить у папы вино и показать тебе, хочешь?”
Баш покачал головой.
“Бесполезно”.
Горестно вздохнув, девочка взяла чашку и отпила немного горячего напитка. За всё время, что она и баш провели вместе, она поняла, что этот бедняга — король, которого злые баши свергли с трона и заперли в какой-то тюрьме, которая одновременно и дерево. Но за что, почему и, самое главное, что с этим всем делать, Вражка так и не узнала.
“Слушай, а сколько тебе декад?” — спросила она.
“Не знаю”.
“Ты застал войну людей с башами?”
“Нет”.
“А правление Елены?”
“Не думаю. Я не помню имён”.
“Может, ты застал деревню, что ушла под воду из-за плотины?”
“Да”.
“Тогда тебе не меньше сорок одной декады!”
“Да. Сорок одна”, - он показал “четыре” и “один”.
Вражка помотала головой, переспросила и получила все тот же ответ. Удивилась: сорок одна декада — это же страшно долго! Так долго даже дедушка Игорн не жил, а он — та ещё развалина!
“Ты очень старый”.
“Да”.
“Все баши такие старые?”
“Некоторые старше”.
“А ты можешь сотворить магию?”
“Да. Но не здесь”.
Гран много раз рассказывал (точнее, показывал) Вражке про волшебство. Она слушала, раскрыв рот, представляла остров Цветов, всю магию растений, ветров и чудеса острова. Конечно, сама она тоже знала несколько ведьм и волшебников, но они не могли делать и половину таких потрясающих вещей, как баши. Гран пообещал научить её магии… когда-нибудь. И этого момента Вражка ждала чуть ли не больше, чем освобождения Грана, потому что когда он освободится — то уйдёт на свой волшебный остров, а если Вражка будет тогда уже ведьмой — он, возможно, возьмёт её с собой.
Конечно же, в силу детской наивности и первой влюбленности, Вражка распланировала уже всю свою жизнь рядом с Граном: представляла, как вместе они будут царить на острове Цветов, как она покажет родителям своего красавца-мужа и они скажут “ну ничего себе”, как она подарит ему свободу и король, выйдя из тюрьмы, как в сказке упадёт на колени и признается, что полюбил её с первого взгляда.