Он сел к столу и написал:
«Я, Марио Миспрета, заместитель начальника следственной части, приказываю взять под арест Фермина Эспиносу и Бернардо Бустильоса, агитаторов АПРА в Янауанке, где бы они ни находились».
– Найдешь их, покажи эту записку полиции, их и заберут. А тогда и отец твой выйдет. Скоро домой собираетесь?
– Завтра с утра.
– Ну и ладно.
По воде плыть хорошо тем, что не жарко. А плохо то что долго. Надо проплыть мимо Куско, Такны, Таратаки, Иерусалима, Месопотамии и Африки. Зато жизнь – лучше некуда! Рыбку ловишь, на солнышке греешься, спишь себе, а вода сама гонит плот.
Жары уже не было, но пот струился с них градом, когда они шли по Испанской улице, по бульвару Колумба, по проспекту Грау, до Кантагальо. В кабачке они взяли бутылку водки и немного коки. Уже темнело, когда они вошли в домик Клементе и тот чуть не свалился, так хохотал, что следователи вручили приказ об аресте Гарабомбо самому Гарабомбо. Но лица их были печальны, и он спросил:
– О чем задумались?
– Посоветуемся с кокой, – отвечал Бустильос.
– Вы правы, братцы! Двенадцать человек страдает ни за что. Старики не вытянут в тюрьме.
От мусора, который кто-то пытался сжечь, поднимался смрад. Выли псы. Было темно. Все трое сели на. корточки. Бустильос вынул листочки, и они принялись жевать. Они советовались с кокой.
– Кока-матушка, кока-голубушка, ответь нам! Должны мы сами пойти? И семью нам жалко, и стариков нам жалко. Скажи! Пойти или нет? Выйдем мы оттуда? Выпустят нас? Хорошо все будет? Плохо?
– Что она говорит, Бернардо?
– Не разберешь. То горько, то нет.
Он заплакал.
– Что будет с детьми? У меня семь ртов, Гарабомбо! Может, мы неправы? Может, нам на роду написано быть рабами?
– Если будем бояться, Бернардо, будем рабами.
– Помещики слишком сильны.
– Чинче борется в первый раз. Двенадцать человек не сдаются. Как же не выдержать нам с тобой, Бернардо?
Бустильос отер слезы.
– Прости, Гарабомбо. Худо мне очень. Пойдем!
Было семь часов утра. В какой-то забегаловке они выпили жидкого кофе, съели хлеба с сыром и вернулись проститься.
– Мы решили идти, дон Клементе! Спасибо вам за все.
– Ах, жаль, нечем вам помочь! – Он пошарил в кармане. – Вот десять солей. Больше нету.
– Если не вернемся, сообщите нашим.
– Сообщу, земляки!
– Не забывайте нас.
– Не забуду.
Туман таял. Хилое солнце обретало былые силы на мокрых тротуарах. Через несколько часов, сквозь мелкий дождик, они увидели грозные, серые челюсти префектуры. Пройдя через предварилку, они подошли к справочному столу.
– Чего вам?
– Мы из Паско, сеньор. Нас ищет полиция.
Гарабомбо перекрестился над могилой Флорентино Эспивосы.
– Дон Флорентино, – плакал он. – Мансанедо предложил мне стать у них главным надсмотрщиком! Что мне делать?
Он поглядел посеребренные луной кресты. С криком пролетела сова. Словно в вихре, промелькнули перед ним лица, которые за эти годы уже стерлись в его памяти. Вот сидят в сумерках старики, вот бьются волны о тюремный остров, вот наглые столичные жандармы, вот спорят, не переставая, апристы и коммунисты. Каменное небо озарилось ослепительным светом. Могучая молния смахнула тьму, и воцарился невыносимо яркий полдень. Гарабомбо закричал в опьянении экстаза:
– Я понял, дон Флорентино! Я наконец все понял! – Бледный от волнения, он бегал среди могил. – Теперь я и впрямь стану невидимкой!
Сила входила в него, побеждая ветер, горы, звезды.
– Никто меня не увидит! Я пройду по селеньям, я войду в дома, и никто меня не заметит! Пускай за мною следят: ни контрольные посты, ни кумовья, ни шпионы им не помогут. Я стеклянный, дон Флорентино! Меня не видно! Я воздух, я тень, я дым! Меня не поймает никто!
И он почувствовал, что тело его тает, и рассмеялся так страшно, что ночные звери прервали свой отдых, свой труд, свою любовь.
Глава тринадцатая
О том, что сделал для начала Гарабомбо-невидимка
– Не ушли? – спросил Сесар Моралес.
– Как прилипли, – печально отвечал Корасма.
Семь дней они пытались пройти к дому Ловатона. Да, старик говорил правду! Выборный Санчес сообщил по начальству, что отец Часан, уезжая к своим опечаленным кумам, в Гойльярискиску, подарил аптекарю земельные права общины. Судья Монтенегро посмеялся. «Еще президент Легиа,[1] – сказал он, – аннулировал все земельные права, которые были до республики. В эти бумаги и сыра не завернешь». Но дон Митдонио де ла Торре, все Проаньо и все Лопесы заявили твердо: «Годятся эти опасные бумаги или нет, они способны зажечь искру ложной надежды». Значит, из провинции они не выйдут!
1
Легиа Аугусто Бернардино (1863–1932) – президент Республики Перу (1908–1912, 1919–1930). –