И, хромая, исчез в ливне.
Глава двадцать седьмая
О том, как любезно поздравила полиция отважных общинников Чинче
Двадцать восьмое ноября медленно двигалось по пампе, коварно пробиваясь сквозь туман. На всех вершинах стражи смотрели, не едут ли помещики или власти. Никто не ехал. Царила унылая тишина. Что же это? Почему землевладельцы не спешат вернуть свои земли? Общинникам было не по себе. Они ждали сопротивления. Им казалось, что занять землю, не пролив крови, – все равно, что без крови родить дитя. Но Гарабомбо смеялся:
– Не бойтесь! Еще надоест сражаться!
Двадцать девятого – день этот был немощным с младенчества – прискакал Эксальтасьон Травесаньо на гордом коне, названном в честь реки Пальянги, он доложил, что отряд жандармов из Серро перекочевал в Андаканчу и направился сюда. Гарабомбо объехал ряды неподвижных всадников.
– Вот вам!
Он приказал, чтобы все сунули под пончо по тростине. Издали покажется, что это ружья. Скотокрад сообщил, что приближается отряд – лейтенант, сержант, десять жандармов. К полудню отряд добрался до холодных вод Чукупампы. На другом берегу начинались владенья общинников. Дождь хлестал по степи, под дождем бродили ламы, которым не было дела до людских забот, до всех этих инков, царей, вице-королей, президентов, куда менее долговечных, чем бессмертные пастбища.
– Это разведка, – сказал де ла Роса, увидев, что винтовки висят на ремне.
– Они нам машут, – засмеялся Мелесьо Куэльяр, и щеки его зарделись, словно ему одному махали фуражками жандармы.
Лейтенант обернулся к сержанту Астокури.
– Вы их знаете!.. – сказал он, стараясь не выдать своей нерешительности. – Идите поговорите с ними.
Сержант Астокури посмотрел на всадников. Их было много. Эти гордые, мрачные люди совсем не походили на кротких общинников, которых он знал.
– Один, господин лейтенант?
– Да, конечно.
Сержант двинулся вперед; сердце его ушло в пятки, но он размахивал белым платком. Общинники замахали в ответ шляпами и шахтерскими шлемами. Астокури обрадовался, узнав благоразумного Травесаньо, и въехал верхом в реку.
– Что за лошадь? – спросил Подсолнух, направляясь к его кобыле.
– Ты куда, мерзавец?
– Она в меня влюбилась, – сказал Подсолнух.
– К полиции тебя тянет? – съязвил Конокрад, которому надоело это хвастовство. – Стой, морда!.
Лейтенант увидел, что сержанта встретили мирно, и тоже въехал в реку, глядя на холмы, испещренные всадниками.
– Ну что, ребята?
– Пашем, господин лейтенант, – почтительно отвечал Куэльяр.
Лейтенант обвел рукой взъерошенный горизонт.
– Значит, заняли поместья? Рад за вас! Слишком они много себе позволяют! У нас в Перу не поплачешь – грудь не дадут.
Он улыбнулся.
– Ах, хорошо, господин лейтенант! – крикнул де ла Роса и подбросил шляпу в воздух.
– Давно бы так! Это стране и нужно – покончить с кровопийцами!
– Да здравствует лейтенант! – заорал Марселино Ариас, адъютант де ла Росы.
Все подхватили. Никто не ждал от жандармов такой отваги.
– Когда заняли, ребята?
– Мы их не занимали, – вежливо ответил Амадор.
– А помещики жалуются, что вы ограды поломали, заняли тысячи гектаров. Плачут по своему добру! Говорят, на одной проволоке потеряли пять миллионов.
– Это неправда, господин лейтенант! Мы живем тут с давних времен. Взгляните на стены. Новые они? Взгляните на очаги, зола там старая. Мы живем тут много лет. Помещики со зла на нас наговаривают.
– Вижу, – сказал лейтенант, глядя на поросшие травой стены.
– Выпьете с нами?
– Выпью!
Он отхлебнул водки. Все снова закричали.
– А что, господин лейтенант, если мы вам в подарок споем гимн? – спросил Кайетано.
Куэльяр запел первым, хотя и не совсем точно. Лейтенант и сержант взяли под козырек. Жандармы на том берегу вытянулись в струнку.
– Прощайте, ребята!
И под восторженные крики он повернул коня. Они с сержантом переехали вброд Чукупампу, а вскоре часовые сообщили, что отряд направился в Карауаин, обогнул Айгалканчу и спустился мимо Сантьяго-Пампы туда, откуда вышел – в поместье Андаканча.
Полуденное солнце разогнало тучи, двигавшиеся строем к Белым Горам, и на радость общине залило золотом степь. Полиция и та. признала, что требования их справедливы!