Когда Травесаньо все рассказал, Котрина промолвил:
– Да, предали вас! Этот Мандухалес истинная скотина. А что ж ваш выборный?
– Поверил! Ну, мы его сменили!
– Это хорошо. Не в игрушки играем!
– А срок-то идет…
– С утра другие поедут в Паско просить, чтоб не трогали.
– Допросятся?
Ветер выл, как пес, увидевший привидение.
– Что ж мы не посоветуемся? – сказал Кайетано.
Они уселись, вынули кожаные мешочки, тыковки с известью, роздали хрусткие листья. Одеяла взяли не зря, будет снег. Ветер хлестал неподвижных стражей. Пустили по кругу бутылку; потом принялись Молча жевать коку. Прошло больше часа, когда Травесаньо сказал:
– У меня горчит!
Над угасающим пометом шипели летучие мыши. Старый Басилио Вивар сообщил:
– И у меня горчит! Быть беде!
– И у меня добра не предвещает! – сказал, как ни было ему тяжело, Мелесьо Куэльяр.
Но попозже Хуан Борха воскликнул:
– У меня хорошая!
К полуночи Руфино Осерко сообщил:
– И у меня хороша, честное слово! Ничего не будет!
Они продолжали жевать. Уже светало, когда Освальдо Гусман произнес:
– Совсем хороша!
Гарабомбо вздохнул:
– Выпить бы…
– Это можно, – сказал Травесаньо.
Гарабомбо выпил и встал поговорить с верными людьми: Элеутерио де ла Росой и Флоренсио Трухильо.
– Седлайте коней!
Они повиновались, не спрашивая.
– Где Конокрад?
– Пришел с общиной Роко.
– Разбудите!
Они пошли в пещеры, где под соломой, сжавшись в комок, спали люди, и разбудили Конокрада.
– Что там у вас? – спросил он, протирая глаза.
– Седлай! – сказал Гарабомбо.
Конокрад натянул пончо, ушел и вернулся с красавцем конем.
– Проедемся на Уагропату!
Пампу убелил снег. Они поднялись по склону. Лагерь был почти не виден. Они спешились и отпустили лошадей попастись.
– Я вот что думаю, – начал седой от инея Гарабомбо.
– Что?
– Солдаты из Лимы на такой высоте не могут. Воздуху им не хватает. Без коня они никуда не годятся. Может, уведем у них.
– А если пристрелят? – тихо спросил де ла Роса.
– Часовые сидят в палатках. Холода не выносят!
– Как же мы уведем? – спросил Конокрад.
– Это уж тебе знать. Поговори с приятелями! Не боишься?
– Ладно, пойду. Давайте шкуры!
Они расседлали коней и вынули из-под седел овечьи шкуры.
– А на что они?
Конокрад засмеялся.
– Овцами нарядимся, нас и не тронут!
– Как бы не подстрелили! – беспокойно сказал Элеутерио – У солдат всегда часовые. Берегутся они.
Гарабомбо понял, что де ла Роса падает духом.
– Останься при конях. А мы дальше пойдем.
Они проползли по снегу триста метров.
– А часовых и нет! – сказал Конокрад, завидев пятно сбившихся вместе лошадок.
– Привязаны они?
– Нет, на свободе.
Конокрад пошел туда, издавая странные звуки. Кони навострили уши, забеспокоились, потом присмирели.
– Братцы, – говорил им Конокрад, – у меня плохие вести! Эти люди, которых вы возите, карательный отряд. Днем они нападут на нас. Они хотят нас убить. Вы меня давно знаете. Мы землю не забирали. Это помещики ее забрали. Вы знаете и Лопесов, и Мальпартиду, и Проаньо.
– А что такое карательный отряд? – спросил Подсолнух.
Конокрад почесал за ухом.
– Ну… это…
– Что такое карательный отряд? – не отставал конь.
– Это… такие люди, в форме…
– А что такое форма?
Гарабомбо спокойно жевал коку.
– Они одинаково одеты, все как один…
– Значит, и мы в форме?
– Не дури, Подсолнух. Вечно ты выдумываешь! Много я терпел, но сейчас не до шуток.
– Ты сам начал. Объясняй!
– Это люди, которые карают от имени правительства.
– А что такое правительство? – не отставал Подсолнух, наклонясь к траве.
Конокрад совсем извелся.
– Это те, кто правит. Главные.
– Они знают, где пастбища, где водопой, когда грози опасность?
– Нет, не совсем…
– Не понимаю!
– Прошу тебя, Подсолнух! – взмолился Конокрад. – Не до шуток теперь!
– А ты мне объясни! Я не человек, мне надо понять.
Гарабомбо и Трухильо тревожно переглянулись. Назойливость Подсолнуха грозила все провалить. Конокрад обливался холодным потом.
– Карательные отряды убивают тех, кто забрал чужую землю.
– А что значит «чужая»?
Конокрада никогда не выспрашивали так дотошно. Он беседовал с лошадьми попросту – как пройти, где встретиться; а сейчас к Подсолнуху уже прислушивались другие кони.