– Дон Мелесьо, идут войска.
А самих трясет.
– Что тут поделаешь! Подождем, пока рассветет.
– Лучше я пойду скажу Гарабомбо, – говорит Травесаньо.
Пошли они в Парнапачай. Я думаю: «Да, не повезло! Так нас и накроют, пока спьяну спим». Еще не рассветало. Я натянул сапоги и приказал:
– Петронила, давай поскорее завтракать.
Она дала мне чашку отвара, миску маисовой каши. Тут стало светать. Я выпил отвар и все молчал. Сын мой Эстебан привел коня, гнедого, по кличке Куцый, у него хвоста не было. Я вышел, стал седлать, а конь печальный такой:
– Ах… – говорит.
Я его похлопал так ласково по спине, а он плачет и плачет.
– Ах, ах!..
– Что с тобой, Куцый?
– Ах и ах!..
Никак не успокоится. Слезы по морде бегут.
– Что с тобой, друг?
Он голову повесил и вздыхает.
– Полиция…
– Какая полиция?
– Такая…
Тут подходит жена.
– Мелесьо, видела я дурной сон. Не суйся ты ни во что!
– Какой сон-то?
– Что тут у нас повсюду жандармы. Целый амбар. В мешках, вместо маиса, маленькие такие… И в сундуке, и в горшках, всюду!
– Мало что во сне увидишь!
Я кончил седлать Куцего.
– Когда вернешься?
– Может, и не вернусь.
Поехал я в Курупату. Там очень много червей, называются куру, они заползают скотам в печенку, очень их мучают. Много там этих куру, потому и назвали: Курупата. Ехал я час. Эксальтасьона и Трухильо нет и нет. В Янаичо вижу, бежит Освальдо Гусман.
– Дядя Мелесьо, из Пакойяна уже все ушли.
– Где солдаты едут?
– С трех сторон: сверху, через Учумарку и через Чинче.
– А больше их нету?
– Есть.
– Поехали!
В Айгалканче встретили мы еще восемь человек верхами; значит, всего нас десять. Еще через пол-лиги видим: Ловатоны – Максимо и Эдильберто.
– Дон Макси, куда коровок гонишь?
– Как это куда? Ленты повязывать! Забыл, что ли? Карнавал!
– Слушай, Макси, говорят, солдаты наверху!
– Пошли!
И стало нас двенадцать. Повстречали мы пьяного Скотокрада, лицо в пыли, на шее ленты бумажные; стало тринадцать. Повыше встретили и братьев Больярдо, вот и шестнадцать. А сверху идет народу видимо-невидимо!
– Это кто такие?
– Штурмовой отряд.
Я слышать о них слышал, а не видал.
– Что будем делать, дядюшка?
– Защищать наши земли!
– Согласен, – смеется Скотокрад, – только с одним условием.
– Каким это?
– Не хочу обновки портить. А вдруг не убьют? Мертвым ничего не надо, а живым покрасоваться хочется!
И то верно! Сняли мы вязаные фуфайки, положили под седло. А солдаты эти идут и в свисток свистят. Ну, это я вам доложу, хоть помирай! Девятьсот свистков, и все разом! Прямо дрожь берет. Пройдут, остановятся, посвистят, опять пройдут, опять свистят. Мы ждем. Метров за триста я стал махать шляпой.
– Сеньоры солдаты, с чем пожаловали?
Они все свистят и рассыпаются цепью.
– Стойте! Зачем убивать? Все уладим по-хорошему.
Свистят, свистят и свистят. Офицер поднял обе руки, солдаты разделились на два крыла и пошли вперед.
– Поджигают!
Да, они поливали дома бензином и поджигали. Ветер дул, хижины так и занялись.
– А люди?
– Сгорят!
– Нет, выходят! Молят их на коленях!
– Стройся в три ряда! Кто верхом – вперед! Кто пеший – за нами!
– Спасибо, хоть лошадь не моя, – смеется Скотокрад.
Не хотели мы, а охали. Солдаты швыряли бомбы. Я раньше не знал, что бывают слезоточивые газы. Всюду дым.
– Братья, пришла пора умереть за нашу землю! Пока дым, ничего не видно, нападем на них!
– В атаку! – крикнул Маседонио Ариас и выругался по-индейски. Он всегда так, перед дракой бранится.
– Вперед! – крикнул Мануэль Кристобаль.
Мы поскакали вперед и напали на них. Они нападения не ждали. Раздались выстрелы. Когда рассеялся дым, я увидел первых мошек. Когда человек умирает, у него изо рта вылетает голубая мошка и говорит: «сио!»
– Сио! – свистнула мошка по имени Освальдо Гусман.
Верных коней – Золотого, Брыкуна и Нипороро – прострелили навылет. Золотой был на самом деле буланый, с белой мордой, очень хороший конь, шести лет. Брыкун был каурый и сильно лягался.