– Мало нас, – сказал Подсолнух. – Позовем других!
Они заржали и забили копытами. Дети прошли. Яростное ржанье приблизилось. Вскоре собралось почти пятьдесят лошадей, все больше оседланных. Конокрад не решился спросить, где их хозяева.
– Сио, сио, сио! – просвистели три толстые мошки и одна поменьше, кажется – новый ризничий из Чинче.
Годились не все, пятнадцать были ранены. На самой вершине Гром упал. Конокрад посмотрел на лагерь, отделенный теперь от беглецов. неполными пятьюстами метрами.
– Один справлюсь! – крикнул Подсолнух и поскакал вниз.
Конокрад улюлюкал, пришпоривая Патриота. За ними, стуча копытами, неслись кони. Вихрь налетел на солдат. Те уронили от удивления автоматы. Кони, с яростным ржаньем, окружили их. Подсолнух укусил одного капрала, тот убежал, громко крича.
– Что там?
– Где?
– Вот там!
– Лошади на солдат напали.
– Сбесились! – в ужасе и гневе кричал какой-то сержант. – Бешеные!
– Сбесились или нет, стреляй!
Отряд распался надвое. Нас зажали с двух сторон. Мы спустились к дороге. Я знал все скалы, ущелья, изгибы, ручьи. Они заставили нас нести первых убитых, и мы тащили десятерых. Я посмотрел в открытое-лицо Освальдо Гусмана, казначея, оно было залито кровью. Тогда я вспомнил, как он собирал деньги: «Давайте на раненых, на передачи!..» Ты собрал себе на похороны, дон Освальдо! Было три часа. Я почувствовал что-то мокрое под пончо. Мы различили Тамбопампу.
– Это кто такие?
– Сио, сио, сио.
– Пленные из Чипипаты, полковник.
– Сио, – просвистела мошка, вся в бумажных лентах.
– Провести сквозь строй!
– Сио, – свистнула мошка, она была мне должна барана.
– Раздевайсь!
Я подумал: только жена видела тебя голым. Еще рано, еще светло. Солдаты встали двумя рядами. Какой стыд, Маседонио. в твои-то годы, и соседи увидят тебя нагишом!
Со всех сторон спускались солдаты. Я посмотрел на мертвых, сложенных у дороги. За столом сидел и пил настоящий полковник, Маррокин. Я говорю «настоящий», потому что с тех пор, как я командую конницей, меня в Чинче тоже зовут полковником. Но это неправда!
– От них не убежишь, – сказал Конокрад, кусая травинку. Стреляли все ближе.
– Дорогу перекрыли, – сказал Конокрад, припадая ухом к земле.
Гарабомбо взял под уздцы лошадь Окасо Кури и медленно, просто не вытерпишь, повел ее к хозяину.
– Слушай, Окасо!
Невысокий, морщинистый человек с изъеденными кокой губами подошел к нему, не покидая своего одиночества.
– Кури, мы живыми не уйдем, а вот этот должен пересечь горы. Понятно? Что хочешь, а помоги ему перейти через Ла-Вьюду. Любой ценой, но чтобы остался жив. – Он обернулся. – Уходи, Дон! Сам видишь, даю тебе последнюю лошадь. Она хорошая. Кури тебя переведет через пуну. – Гарабомбо засмеялся. – Он у нас вообще-то свинья, но через горы тебя переведет.
– Гарабомбо; я бы хотел…
– Не доводи меня! Садись на коня, спасайся!
Конокрад засмеялся.
– Чего ржешь, дурак?
– Вчера я долг отдал. Ох, знал бы!..
Гарабомбо повернулся к своим.
– Дороги перекрыты. Наш друг должен что-то есть. Отдайте ему все.
Они сунули руки под пончо и вынули картошку, которую там держали, чтобы не остыла.
– Перчику возьмите, – улыбнулся Конокрад.
Стреляли все ближе. Пришелец сел на коня. Даже по запаху было слышно, как он боится.
– Постой-ка, дон!
Кури и пришелец остановились. Гарабомбо долго на него смотрел.
– Вот так! – Он засмеялся. – Хотел тебя запомнить, мы уже не свидимся.
– Гарабомбо, я тебе обещаю…
– Ладно, не болтай! Ты не вернешься, дон. Попробуй спастись!
Конокрад все улыбался.
– Со мной много чего бывало, – робко сказал он. – Обо мне можно написать. – Он засмеялся. – Не забудьте скажите, что я холостой.
– Кури, ты мне жизнью ответишь, – сказал Гарабомбо.
Кури прощался с ними взглядом. Пришелец хотел обнять Гарабомбо, но тот его оттолкнул.
– Не слышишь, стреляют? Спеши, так тебя перетак!
Полковник, настоящий полковник Маррокин, спросил:
– Почему вы его так стережете?
– Он командовал у них конницей, господин полковник.
– Почему не убили сразу?
– Не знаю, господин полковник. Стреляли, стреляли, только лошадь упала.
Тут явился солдат, которого я ударил шпорой в Курупате, показал свою гадкую рану и забрызганные штаны.
– Вот что он сделал, этот гад, господин полковник!
– Обыскать!
– У него нет ни ножа, ни ружья, господин полковник.
– Как зовут?
– Мелесьо Куэльяр, сеньор.
– А «полковник» где, трам-тарам? – поправил меня сержант и хлестнул по лицу.
Пленный дернулся. Маррокина обожгла ярость, из-за этих сволочей его ребята даже не завтракали! Помещики обещали и еду, и коней. А где кони, где еда? Тоже хорошие гады! Сумерки метались в пламени хижин. Спокойствие пленного выводило полковника из себя. Пленный этот был крепкий, лицо открытое, глаза большие, кожа очень светлая. Ни ростом, ни цветом он не походил на общинника.