Триста лошадей, сеньор, это же сколько мяса! Собаки так и шныряли. Отовсюду пришли – из Испака, из Гагарины, из Аро, из Мурмуяьи, из Путаки, из Астумагрука, и голодные из Янайчо, и паршивые из Тамбопамлы, и шелудивые из Чипипаты, и, не поверите, даже издалека, из Тапука и Уайласхирки, двое суток слюни пускали у этой груды мяса, но боялись подойти. Помнили, что за мясо бывало. Боялись, выли, землю грызли. Но к вечеру, на третий день, прибежали два пса совсем голодных, прямо одни кости, их так и звали Скелет и Шкура. С севера шли, через пять провинций, по холоду, по колючкам Уамачуко, Коренго, Уайласа, Караса, по снегу Чавина, в Ла-Уньон их побили камнями, и в Рондосе, и в Чаулане, истые привидения, тени, одни кости, а бежали на запах, лапы сами несли. Двести лиг одолели, еле ковыляют, легли на брюхо и поползли к огромной горе.
Тут и все налетели, как молния, не оторвать. Смрад жуткий, а им хоть бы что, едят и едят, и птиц не боятся, даже и сдружились, те им рассказывали сказки и сулили небывалые пиршества, прорекали еще лучшее угощение. Воняло на всю округу. Люди разбежались, а собакам ничего, разжирели, храбрости набрались от самых что ни на есть храбрых коней. Иногда, зажав носы пахучей рутой, хозяева пытались отогнать их из пращи. Но собаки знали, что людям смрада не выдержать, и сразу возвращались на свой сказочный пир.
Мяса им хватило на месяц с лишком.
К концу апреля отяжелевшие птицы стали летать ниже, а Скелет и Шкура увели чужих псов, обещая им новые бойни по пути в Уальягу. Здешние собаки остались рыскать в усадьбах, не смея выйти на люди, показать свой святотатственный жирок. Предатели, не псы! Пользоваться бедою лучших коней Чинче!
Громко воя, рыскали они по землям, где выжившие строили дома на развалинах. Наконец они приблизились к людям и смиренно терпели, пока несчастные общинники швыряли в них камнями. Они знали, что без них не обойтись. Как ни гадко глядеть на предателей, а стада стеречь надо. Ведь жизнь пойдет своим ходом. Как-то под вечер три собаки подошли к дому, который Уаманы строили себе в Янаичо. Старший поднял хлыст. Псы прижались к земле и заскулили. Уаман мрачно сказал: «Идите уж, сучьи дети!» Они вползли в дом, и тьма покрыла их стыд, бесконечная тьма.
Глава тридцать седьмая
О том, что решили в Каменном Лесу храбрые люди, чьи имена лучше скрыть от жандармов
Понемногу он разглядел их на фоне Каменного Леса. Ветер надел на них снежные маски. Луна освещала скалы, похожие на зловещих птиц, ведущих гнусные споры, на великанов, сокрушенных пятою Петра, на ведьм, обращенных в камень заклятием могучих чародеев. Все казалось призрачным в отсветах снега. Да, здесь. Кто решится пройти по бездорожью пятьдесят километров? Люди и их тени возникали чередой.
– Кто идет?
Перед жителем Туси легла огромная тень, блеснул карабин.
– Паско.
– Проходи!
Он разглядел тени, спокойно сосавшие сигару.
– Сайта-Ана-де-Туси шлет привет!
– Здравствуй!
Он огляделся. Люди сидели и лежали, нахлобучив шляпы. Вот человек из Амбо, а подальше, на корточках – посланец Уариаки, торговавший в Серро на рынке меховыми шапками. Узнал он и посланцев Хунина, Тапука; Пильяо. Другие были ему незнакомы. Он сел. Кто-то протянул ему бутылку анисовой. Тени все подходили.