— Зимовать придётся в поле, наверное… — сказал Фередир неожиданно. — Поганое дело, особенно на севере. Один раз зимовали. Позапрошлой зимой, в Эрегионе, в предгорьях… Коней половина пала, траву добыть не могли… у нас болеть люди начали.
— Почему в поле? — удивился Гарав. — Уйдём в Форност…
— Если бы… — Фередир оперся затылком на стену. — Это куда загонят… Тогда я всю зиму не раздевался. Холод, холод, холод… Я мальчишка был совсем. Плакал. Хворост собирали вокруг лагеря, всё дальше уходили дрались из–за него, а рядом волки, прямо доплюнуть можно. Ты ревёшь, хворост тащишь, а они за полы хватают, серьёзно. Один отстал у нас, мы не сразу заметили, обратно бегом, а его доедают… Сапоги разлезлись, и первые, и запасные, пальцы торчат, подошва посеклась вся о камни — кусками от плаща ноги обматывал… Пехотинцы коня у рыцаря убили, съели. Он пошёл, двоих зарубил, а остальные его закололи. Троих пехотинцев повесили, рядом со мной люди стоят и говорят: «Повезло, не мучаются…» А в тот день сухари раздавали, оруженосцы успели на рыцаря получить, я потом видел — в шатре сидят и лопают, торопятся… крошки с подстилки подбирают и в рот…
Гарав передёрнулся. Фередир вздохнул:
— Война — она такая. Это не втроём по Ангмару ездить.
— Кто вас туда загнал–то? — хмуро спросил Гарав. Фередир хмыкнул:
— Да никто. Пока мы там стояли — орки с гор не совались. Вот и всё.
— Много из лагеря разбежалось?
— Разбежалось? — Фередир непонимающе посмотрел на друга. — Да кто же побежит? Позади же всё–таки свои… деревни, дети, женщины… — он опять вздохнул: — Куда тут побежишь… Ты бы спел, что ли? Да и спать пойдём, а то Эйнор придёт — врежет…
— Ага, — охотно согласился Гарав, откидываясь на подушку. — Вот, слушай…
— Спать, — устало сказал Эйнор. Он уже с минуту стоял в дверях и слушал. — Спать, оруженосцы. До рассвета не так уж далеко…
…Гараву снились слова. Стихи. Песня. Голос Мэлет — без её лица.
Выходившее из Зимры войско провожали ликованием. Народу на улицах, которые вели из города, было полным–полно, несмотря на раннее утро. На ворота — на высоту двадцати метров — непонятно как взобралась целая компания пацанов, они там только что не танцевали, и кто–то из них вдруг аж завизжал пронзительно, перекрыв начисто весь шум и толпы и воинов: «Пааааааа!!!» — а тяжёлый пехотинец — он шёл в строю недалеко от Гарава — погрозил кулаком.