Я вошёл в темную расщелину. До этого момента я не задумывался, что идти в темноте будет трудно. Вытащив меч, я стал осторожно переставлять ноги и ощупывать стены, пытаясь припомнить, куда же мне дальше двигаться. И когда меч ушёл в пустоту, я понял, что стою на правильном пути. Я вложил меч в ножны и стал ощупывать стены руками. Наконец, начался спуск вниз, туда, куда мне было нужно, но мне сильно мешали сапоги: я не чувствовал дороги и мог свалиться вниз. Я опасался, что копыта окажутся здесь бесполезными, но они все же лучше, чем сапоги. Поэтому я быстро их снял и привязал к поясу.
Копыта оказались более чувствительными к холоду камня, чем сапоги. Ощущая шероховатости камня, его острые выступы, я стал спускаться более уверенно, нащупывая выемки для ног. Но я не знал, сколько мне надо спускаться, мы с отцом сюда не доходили. Он только показал мне, где вход. Я всё спускался, спускался и мне казалось, что в этом кромешном мраке остановилось даже время. Но вот мое копыто нащупало твердую почву, и я осторожно поставил рядом второе. Теперь зажечь свет…
Я вытащил из кошелька кресало и стал ощупывать стену, пока не наткнулся на торчащее из стены древко факела. Я высек огонь и первый факел зажёгся, заставив меня зажмурить глаза от яркого света. Не останавливаясь, чтобы надеть сапоги, убежденный теперь в преимуществе копыт, я направился дальше. Путь оказался длинным. Думаю, что больше половины его составлял естественный туннель, вероятно, русло высохшей подземной реки. Туннель был низким, и в некоторых местах мне приходилось пригибаться и двигаться на четвереньках.
Но тут я не опасался, что меня заметят, поэтому двигался с максимально возможной скоростью. Вскоре туннель стал пологим. Я понял, что нахожусь под долиной и крепость недалеко. Вскоре свет моего факела выхватил из темноты боковой проход в стене. Грубые ступени вели вниз и в сторону. Я понял, что это вход в пещеру на берегу моря, о которой упоминал отец, так что у мне было два пути для отступления. Отсюда туннель повел меня вверх. Длинная лестница в его конце вела в крепость, в комнату отца. Я остановился и загасил факел. Теперь мне могли понадобиться обе руки, а свет факела могут заметить через трещины в стене.
Я заглянул в одну из трещин: там был барак. На дальней его стене горел факел, оставляя большую часть комнаты в полутьме. Здесь спали несколько человек. Пройдя чуть дальше, я заглянул в следующую трещину. Моему взору открылся большой зал. Я находился где-то за троном отца. В очаге горел огонь, которому никогда не давали погаснуть. Слуга сидел на скамье возле него, а на полу, рядом, свернулись две собаки. Самая обычная картина для этого времени суток.
Вот я и у цели. Я не осмеливался идти дальше и открыть каменную плиту, хотя меня сильно мучило, что же я увижу там, в комнате отца. Люди часто используют слово «любовь». Они обозначают им как чистые чувства, вроде привязанности, нежности, так и грязные, вроде похоти. Я никогда не пользовался этим словом, так как мне в жизни не представлялось случая испытать это чувство. Страх, почтение, трепет — эти чувства были мне более понятны, чем любовь. Я не любил своего отца. В те дни, когда я был рядом с ним, я уважал его и преданно служил.
Но всегда между нами стояло то, что я рос вне дома, был, по существу, изгоем. И хотя он приезжал ко мне, присылал подарки, которые привели бы в восхищение любого мальчишку, в его присутствии я всегда ощущал неловкость и беспокойство. Не знаю, что было тому причиной, то ли его реакция на мое уродство, то ли то, что он не мог открыто воспротивиться моей матери и признать меня сыном с самого начала. Я понимал, что с самого детства наши отношения были не такими, какие бывают между отцами и сыновьями. Долгое время я считал, что это моя вина, и поэтому в его присутствии чувствовал себя в какой-то степени морально ущемленным, не в своей тарелке.
Так мы построили между собой стену и сломать её так и не смогли. Очень жаль… Теперь я думал, что лорд Ульрук был именно тем человеком, которого я мог бы полюбить всем сердцем. И теперь я стоял в темном туннеле возле его покоев и ощущал, что потеря отца опустошила мою душу. Моя рука лежала на рычаге, который открывал плиту в каменной стене, прикрытую спинкой огромной отцовской кровати. Я чуть-чуть приоткрыл ее, услышал чьи-то голоса и увидел свет лампы. Тут я вспомнил, что плиту увидеть невозможно, и я даже могу обойти вокруг кровати и неожиданно появиться перед изумлёнными людьми. Они не могли знать о моем присутствии, и у меня была возможность узнать все о том, что же здесь произошло. Я проскользнул в комнату и укрылся за балдахином: это было великолепное укрытие, в нем я даже нашел дырочку, через которую всё можно было видеть.