Татьяна Герас
Гарант мира для высшей расы
Пролог
Я ни разу за морем не был
Сердце тешит привычная мысль
Там такое же синее небо
И такая же сложная жизнь…
А. Романов
Селебрия. Бухта Милосердия.
Море неспокойно. Зеленые, словно бутылочное стекло, буруны с клочьями пены, голодными хищниками набрасываются на скалистый берег. Древний каменный пирс стойко выдерживает атаки холодной ярости воды.
Я чувствую эту землю и она знает меня. И не желает отпускать.
Только у меня нет выбора. Ни у кого из нас нет.
Хотя, наверное, я себе это говорю, чтобы не было так больно осознавать то, что мною просто пожертвовали. Пусть даже и цель была вполне благородной. Ещё бы, говорят, многие из тех, кому Милосердная Эйле отказала в перерождении, свои поступки тоже оправдывали благими намерениями.
Да, оправдания находятся всегда. Особенно когда на кону выживание. А именно о нем сейчас идет речь для моего народа.
Карета цвета пожухлой листвы останавливается на выложенной из хорошо подогнанного камня площадке перед пирсом. Четверка вороных из лучших конюшен Светлейшего князя. Вензеля, традиционная вязь из лиан и цветов. Все вроде выглядит достойно, как и положено, чтобы не приведи предки, не оскорбить тех, кто нас ожидает. Вот только мне чудится в этих мрачных красках, которые по некоторым древним обрядам эльфов Селебрии обозначают траур, та самая горечь, открыто продемонстрировать которую сейчас никто из нас в здравом уме не решится.
Я бросаю взгляд на сопровождающих меня высоких советников князя. Лорд Талиерэль глядит в окно поджав губы. Он бледен и молчалив. Вижу, что он старательно пытается как можно реже смотреть в мою сторону, а коль приходится это делать, то в его глазах я замечаю ту неловкость, которая возникает между тем у кого есть совесть, но он не может отказаться от поручения, которое ему очень не по душе и тем, на кого оно направлено.
Не стоит, милорд, я хорошо знаю свой долг. Не ваша вина, что те, которые должны бы быть сейчас на вашем месте, трусливо побоялись проводить меня хотя бы до бухты Милосердия.
Немногочисленные граждане, что выжили после последней войны в этих краях, тоже не спешили на берег. Встречаться с лигерийцами даже сострадание и простое любопытство не позволило.
Страх ещё силен. Как и ненависть.
Кстати, символичное название — Милосердие. Сейчас, как ни странно, речь шла именно о нем. Вот только от наших врагов его получать было странно. Очень странно.
Не после стольких лет взаимной злобы и рек пролитой крови.
Вместе с нами в карете ещё моя служанка,валиреНория. Она единственная, кому позволено остаться со мною рядом. Тихая, молчаливая, с традиционно заплетенной сложной косой из волос цвета меда. Она внешне намного больше похожа наистинную,чем я сама. Пути крови бывают извилисты. В этом тоже состоит ирония, но о том я уже не печалюсь. Давно привыкла, впрочем, как и вся Селебрия.
Вот только в Лигерию еду именно я. Совпадение ли? Не думаю.
Нория — валире, полукровка, что милостью князя принята в род, на правах младшей крови. А значит, что у девушки были все шансы заслужить со временем чье-то внимание из истинных и получить возможность сменить статус. С ее-то внешностью, это было бы не сложно.
Вот только теперь этому вряд ли суждено сбыться.
Такого для Нории я не хотела, но приказы Светлейшего князя не обсуждаются. И мне остается только надеяться, что она не возненавидит меня за столь внезапный поворот судьбы. Хотя я уверена, что отец связал ее всеми возможными клятвами верности, кроме той, что она давала мне лично, когда ее принимали на службу. В хрупкой блондинке с нежными васильковыми глазами очень трудно кому-то заподозрить телохранителя, но я уверена, что Лигерийцы знают о нас всё, раз допустили…
Последним из присутствующих в экипаже был генерал Валориэль. Смуглый для эльфа, от долгого пребывания на открытом солнце, и подставляемый всем ветрам, прошедший не одну войну и единственный из присутствующих, кто лично подписывал Великий договор — тот самый, частью которого стало фактическая выдача врагам княжны из старшей крови рода Савенаж. На его слишком широких для нашей расы скулах ходят желваки. Обычно спокойный, как стена, он нынче даже не пытается контролировать ярость, что кипит внутри. Но и он не смотрит на меня, и причиной этому стыд.
Стыд проигравшего, не сумевшего, как он считает, защитить родину. И теперь за это не он, грозный воин, должен сложить голову, отвечая за поражение, а я — та, что о войне лишь читала.