– И застегни уже рубашку, – не выдержал наблюдающий за ним император, хлопнув ладонью по столу так, что письменные принадлежности едва не разлетелись во все стороны, – это давно перестало быть дерзким, становясь дешевой пошлостью!
– Это всего лишь не застёгнутая пуговица, – в раздражении дернул плечом Аррияр, но злить отца еще сильнее не стал и привел одежду в порядок.
– Так-то лучше, – одобрительно кивнул Его Величество и, вынув из собственной причёски тяжелый костяной гребень, украшенный драгоценными камнями, небрежно швырнул на стол перед сыном, – причешись. И объясни, почему ты явился к завтраку в столь неподобающем виде?
– Я спешил, – принц продолжал сохранять видимое спокойствие, хотя на самом деле ничего подобного не испытывал, – ты ведь не любишь, когда опаздывают к трапезе?
– Ты в любом случае задержался. И, поверь, в данной ситуации я предпочел бы, чтобы ты потратил ещё пару минут и привел себя в порядок, – Данияр всё никак не хотел успокаиваться, – но ты решил, что будет уместным явиться в таком виде и спровоцировать волну сплетен. Скажи мне, кого ты хотел опозорить этим поступком – себя, меня или собственного супруга?
– У меня и в мыслях не было никого позорить, – вот тут Аррияр уже откровенно возмутился, ведь и в самом деле ничего подобного не планировал, разве что немного поддразнить окружающих, – я не подумал, что произведу подобное впечатление.
– Это твоё обычное состояние – не думать о последствиях собственных поступков! – рявкнул император и едва сдержался, чтобы вновь не ударить по столу, тяжело вздохнул и добавил, – клан Золотых драконов правил Империей несколько веков, но, чем больше я смотрю на тебя, тем чаще меня посещает мысль, что право на престол придётся передавать кому-то другому…
Принц, который в этот момент попытался что-то сказать в собственное оправдание, поперхнулся воздухом на вдохе и надсадно закашлялся. Его отец, кажется, этого даже не заметил, продолжая отчитывать непутёвого наследника:
– Тебе несказанно повезло, что титул по нашим традициям наследуется по праву сильного. Великие не дали тебе ни разума, ни совести, зато силы отмерили с запасом! – тут Данияр, разочарованно выдохнув, отвернулся к окну, словно смотреть на собственного отпрыска ему было нестерпимо больно, – надеюсь, я уже не увижу, во что превратится Империя в руках избалованного мальчишки.
– Отец, – что бы ни говорил император об отсутствии у принца совести, но слова, сказанные таким тоном всё же сумели задеть Аррияра, пусть и не настолько сильно, как этого хотелось бы его родителю.
– Ты можешь идти, – Данияр не стал слушать сына, у него просто не осталось сил выслушивать очередные оправдания, – я не сумел воспитать из тебя достойного представителя клана, как обещал твоей матери, и это, пожалуй, самая большая моя ошибка.
Принц вздрогнул. Отец часто читал ему нотации – делом это было привычным, легко пропускалось мимо ушей и так же легко забывалось. Однако никогда прежде, ни в одной из многочисленных бесед, отец не упоминал об обещании, данном матери. Он вообще не любил говорить о ней, хотя прошло уже много лет с момента ее гибели. И то, что он вспомнил свою Арлин в разговоре, сказало принцу о многом.
И, возможно, стоило бы задержаться, попытаться сказать что-нибудь ободряющее, но Аррияр понимал, что пустые разговоры ничем не помогут, поэтому предпочел покинуть кабинет, не разочаровывая родителя еще и излишним в данный момент непослушанием.
Когда дверь за наследником закрылась, тихо стукнув о косяк, император тяжело выдохнул и опустился в кресло. Разговор дался ему нелегко, и, пожалуй, в другое время и при других обстоятельствах мужчина предпочел бы и вовсе его избежать, только вот теперь выбора у него не осталось.
Сын, к его величайшему сожалению, и в самом деле вырос слишком избалованным, чтобы хоть иногда задумываться о последствиях своих поступках и чувствах окружающих, и, в какой-то степени, Данияр осознавал свою ответственность за это.
Покачав головой собственным невесёлым мыслям, мужчина с силой потер лицо ладонями и снова замер, глядя в одну точку. Теперь ему оставалось только надеяться, что Аррияр наконец-то услышал всё, сказанное ему, иначе все планы и надежды, так тщательно лелеемые в последнее время, останутся бессмысленными химерами.