Жена Гуськова (орет). Правильно! В знак протеста.
Якубов. Мы вас живыми не выпустим!
Фетисов (озорно напевает). Как я сам не дотумкал, как я сам не дотумкал…
Аникеева. Правильно вас все-таки исключили, правильно! Я чувствую, это Хвостов. Вы посмотрите, как у него бегают глаза, вы видите?
Все поглядели на Хвостова, у которого действительно бегают глаза.
Тромбонист (жалобно). Это возмутительно. У меня завтра в десять утра запись на радио, фондовая.
Карпухин (с угрозой). Ну вот что, Хвостов, или кто там еще, немедленно откройте дверь. У меня жена больная, вы понимаете? Она с ума сходит, куда это я подевался. Ключ! Немедленно отдайте!
Жених (с отчаянием). Друзья, выпустите меня отсюда, у меня сегодня брачная ночь.
Малаева. Ну и что?
Жених (оторопел). Как это «ну и что»?
Карпухин. Товарищи, давайте… взломаем дверь!
Смирновский. Это не так-то легко сделать. Это здание ведь не теперь строилось.
Аникеева. Да вы что? Вы понимаете, что вы говорите? Вы, как выражаетесь, высадите дверь, а кто будет охранять эти бесценные экспонаты? Нашему бегемоту сто двадцать лет. Я как заместитель директора категорически запрещаю это делать!
Сидорин (с лисьими интонациями). Дорогие мои бывшие члены кооператива. Я отлично понимаю и где-то, поверьте мне, разделяю ваши чувства. Но, пожалуйста, перестаньте своевольничать и верните ключ.
Малаева (продолжая настаивать на своем). Слушайте! Ну мы все равно уже заперты. Ну дайте мне толкнуть речь. Ну пожалуйста!
Сидорин (срываясь, раздраженно). Дома толкнете, соседям, родственникам, там толкайте сколько хотите. (К исключенным.) Пожалуйста, родные мои, признайтесь, кто совершил этот разбой? Будет хуже, мои серебряные…
Малаева (совершенно спокойно). Ну я заперла, я!
Карпухин. Что?
Малаева. Ну, легче вам от этого?
Сидорин. Что значит вы?
Сын Милосердова (восхищенно). Сильна малышка!
Сидорин (кипя от злости). Вы понимаете, что вы говорите… Понимаете или нет? «Я заперла дверь!»
Аникеева. Да болтает, успокойтесь.
Кушакова (с неподдельным изумлением). Зачем вы это сделали, вас же не исключили?
Малаева. Вам, боюсь, этого не понять.
Жена Гуськова (вдруг). А ветчина уже позеленела. (Показывает.)
Сидорин. Да уйдите вы с вашей ветчиной!
Марина. А я действительно есть хочу. Я не обедала и тем более не ужинала. Я в гости собиралась.
Сын Милосердова (обрадовался). Со мной не пропадете, Марина! (Открывает чемоданчик «дипломат».)
Марина (заглянула в чемоданчик). Из чего пить будем?
Сын Милосердова. Из горла, как в подворотне!
Марина. Тогда зайдем за белого медведя!
Скрываются.
Тромбонист. Товарищи, давайте отберем у нее ключи!
Кушакова. Конечно.
Малаева (с усмешкой, Тромбонисту.) Вы что же будете… женщину обыскивать?
Кушакова. Зачем? Это сделаю я.
Жена Гуськова. Вот личность, ни стыда, ни совести!
Малаева. Не надо, не затрудняйтесь, я могу сама раздеться, без посторонней помощи. Просто боюсь, что это не доставит удовольствия присутствующим.
Аникеева (едко). Да, уж это действительно.
Карпухин налетает на Малаеву.
Карпухин. Отдай ключи, гадюка!
Исключенные встают стеной на защиту Малаевой.
Малаева (из-за спин защитников). Не настолько я глупа, чтобы в обществе таких благородных людей держать при себе ключи. Товарищи… я их спрятала в надежном месте.
Аникеева. Я ей не верю. (С усилием.) Придется все-таки обыскать!
Смирновский (Аникеевой). Лидия Владимировна, вы что, в своем уме?
Малаева. Ничего, Павел Константинович, успокойтесь, пускай устраивают шмон.
Сидорин (схватился за голову). Какой кошмар!
Карпухин. Боже мой!
Сидорин. Запертые мои! Мы не имеем права самовольничать! Если это делать, то с разрешения общего собрания.
Малаева (весела). Товарищи, кто за то, чтоб меня обыскать? Давайте, товарищи, не робейте…
Карпухин. Я хочу вырваться отсюда, у меня жена больная, и я проголосую за что угодно, только бы отсюда смотаться. (Поднимает руку.)
Жених. У него жена больная, а у меня невеста здоровая, я — за! (Голосует.)
Тромбонист. Товарищи, конечно, вам этого не понять, но у меня завтра утром запись на радио, если я не высплюсь, я такое сфальшивлю. Ужас (Голосует.)
Секретарь. Другого выхода нет. (Голосует.)
Кушакова. Я вообще встаю ни свет ни заря, половина пятого… (Голосует.)
Аникеева. Обыск — отвратительная штука, но это вынужденная необходимость, товарищи! (Голосует.)
Сидорин. На что только не приходится идти, чтобы вернуть пайщиков их семьям. (Голосует.)
Смирновский. Прошу внести в протокол, я протестую!
Сидорин. Профессор, мы запомним, что вы протестуете, но записать некуда, ведь протокол съели.
Воспользовавшись общей суматохой. Хвостов пробрался к дальней форточке, тихонько вынимает из-за пазухи документы, похищенные, но, разумеется, не съеденные, комкает, выбрасывает в форточку.
Малаева. Ну, так кто будет меня обыскивать?
Тромбонист. Сейчас начнется стриптиз!
К Маласвой молча приближаются Аникеева и Кушакова.
Аникеева. Начнем с сумочки…
Малаева. Пожалуйста…
Аникеева, не стесняясь, заглядывает в сумку.
Жалость какая, фотографа нету! (Задирает руки.) Ну, а теперь щупайте меня!
Смирновский. Товарищ Аникеева, неужели вы осмелитесь! Позор!
Аникеева (с металлом в голосе). В интересах коллектива, Павел Константинович, осмелюсь и не на такое!
Малаева. Павел Константинович, не горячитесь. Представьте, что я на таможне и у меня ищут наркотики или бомбу!
Аникеева (извиняясь). Товарищи, у меня нет опыта! Я это делаю непрофессионально. (Начинает личный досмотр.)
Сын Милосердова (они с Мариной вышли из-за белого медведя). Лиха беда начало!
Малаева. Да смелей, смелей… Ой, щекотно! Не надо, ну щекотно! (Хохочет.)