Роман, для которого с недавних пор Альберт превратился почти что в кумира, недовольно топнул ногой.
— Дядя, не недооценивай… дядю, — на секунду он замялся, сознавая странность заявления, но тотчас же мотнул головой, продолжая мысль, — Уверен, он знает, что делает, он не даст противному волку запутать себя!.. — парень на мгновение замер и, почесав макушку, прибавил уже другим тоном, — Или, может, попытаться его остановить?
Виктор, сжав губы, покачал головой. Он в магии понимал чуть больше, чем его потомки, он сообразил, что делает его экс-учитель значительно раньше Ричарда, и теперь сильно сомневался в целесообразности предложения Романа.
— Когда маг увлечен колдовством… — голос графа прозвучал глухо, — Его невозможно остановить. Он не заметит этого, но магия обернется против того, кто рискнет вмешаться в нее, и тогда лишь Богу ведом исход… — он внезапно нахмурился и легко подбросил на ладони стилет, — Впрочем, можно попробовать помочь этой самой магии, и отвлечь того, против кого она направлена… — больше объяснять он ничего не пожелал. Лишь вскинул руку с занесенным стилетом, и ловким, отточенным движением послал его вперед, метя точно в рыжего оборотня.
На сей раз удар достиг цели. Чеслав, и в самом деле поглощенный своим делом, пропускающий магию через свое тело в землю, фактически — вытягивающий силы из семерых магов и не ожидавший подвоха, ощутив острую боль в плече, на мгновение отвлекся и, оторвав одну руку от земли, выдернул из тела стилет.
В следующую секунду оборотень упал, буквально сметенный, сбитый с ног мощным потоком силы, изливающейся на него и, упав, зашипел, как разозленная гадюка.
Они тянули из него силы, они иссушали его энергию, а этого допустить рыжий мерзавец не мог.
Кое-как, действуя с немалым трудом, он повернулся со спины на живот и, упершись обеими ладонями в землю, приподнял верхнюю часть тела, сверля почву взглядом и что-то беззвучно бормоча.
Несколько долгих секунд и еще одно короткое мгновение — и с губ оборотня слетел исполненный облегчения вздох. Направленная на него магия вновь начала уходить в землю, и теперь была не опасна.
— Мне это не нравится, — Винсент, силу свою отдающий, но в непосредственной магии участия не принимающий, нахмурился, — Наша сила уходит в никуда, он буквально хоронит, закапывает ее! И что же, мы так и будем ее ему отдавать?!
— Нет, — голос Альберта, как раз дочитавшего во второй раз заклятие, прозвучал для хранителя памяти довольно неожиданно, и он, немного дернувшись, удивленно воззрился на него, — Нет, силу больше мы ему не отдадим… но кое-чего добиться все же сумели — он ослаблен. Немного… — мужчина склонил голову набок, изучающе глядя на тяжело дышащего оборотня, — Но все-таки…
— Все-таки! — Чеслав так и вскинулся и, прижимая руку к груди, резко вскочил на ноги, с ненавистью глядя на человека, которому некогда демонстрировал самую искреннюю преданность, — Ты, наследный маркиз ла Бошер, ты, глупый мальчишка, выходец из семейки де Нормондов, не имеющий представления о чести и благородстве! Ты все пытаешься притвориться дворянином, но твой племянник некогда был прав — ты просто челядь без роду и племени, ты — никто, Антуан ла Бошер! Будь в тебе хоть толика чести, знай ты благородство, ты не пошел бы всемером против одного…
— Какие громкие слова, — мастер, о персоне которого оборотень отзывался столь пренебрежительно, заинтересованно приподнял подбородок, — Что ж, быть может, ты и прав, Че́слав Вилкас. Может быть, мне не знакома честь, я чужд благородства и не знаю дворянского достоинства, даже не взирая на унаследованную мною голубую кровь. Но ты не можешь отрицать, что мне знаком разум, оборотень, — темные глаза насмешливо сузились, — И я слишком хорошо знаю, на что способен ты в битве один на один. Ах… и да. К слову. Разве это не тебя маркиз Мактиере подобрал на улице, маленький бродяга?
Чеслав вспыхнул. Имя Анхеля, пусть и не произнесенное, но подразумевающееся, заставило ярость в нем закипеть с новой силой: ноздри оборотня побелели, глаза вспыхнули диким звериным огнем.
— Не смей говорить о нем… — прошипел он, стискивая кулаки и медленно, угрожающе шагая вперед, — Никогда не смей говорить о нем, проклятый мальчишка! Ты, твой чертов род, виноваты в том, что произошло с ним, ты заслуживаешь самого жестокого наказания! О, как мне жаль, что ты выжил, мерзкий бастард! Ты должен был сдохнуть, я надеялся, что обрадую его… и я все еще могу сделать это!
Альберт нахмурился, почти непроизвольно делая шаг назад. На что может быть способен разозленный оборотень, он знал неплохо, по крайней мере, представлял себе это и хотел быть готовым к любому проявлению его гнева. Но, увы… к ярости Чеслава подготовиться было невозможно — взбешенный Вилкас становился непредсказуем, ухитрялся находить в глубинах своей памяти такое, о чем даже великий маг не мог помыслить, и поэтому был еще более опасен, чем прежде.