Бой начинал затягиваться, а Чес по-прежнему не менял позицию и даже не был еще ни разу ранен.
— Нейдр тяжел для тебя, — насмешливо заметил он, любуясь гневными промашками неприятеля, — Ты бы не задел меня, Виктор… — желтые глаза неожиданно сверкнули; губы скривила улыбка теперь уже злая, издевательская, а не мягкая, как доселе, — Если бы мне это не было нужно!
Еще один удар графа он парировал не мечом, а, к изумлению обоих противников, рукой, открытой ладонью, позволяя лезвию оружия пройтись по ней.
Брызнула кровь, упали на блестящий клинок бордовые капли. Чеслав широко улыбнулся и, подняв рассеченную ладонь, быстро дунул на рану, переводя тяжелый взгляд на явственно растерянного неприятеля.
— Должен сказать «спасибо» тебе, Виктор де Нормонд, — оборотень немного опустил голову, одаряя Вика таким взглядом исподлобья, что тот, ощущая, как сжимается сердце, невольно отступил, — Ты сделал все, что от тебя требовалось, глупый граф. Теперь меч мой!
Он отстранился от дерева. Он подался вперед так быстро, что даже Роман успел только охнуть, глядя, как Чеслав, подобно языку пламени, бросается вперед и на миг почти скрывает собою Виктора.
Граф болезненно вскрикнул: оборотень ловким ударом ноги вышиб меч из его руки и, вытянув свою, крепко сжал рукоять. На секунду вздрогнул, замер, будто сопротивляясь… а затем, победоносно улыбаясь, воздел меч над головой.
— Хотел прослыть героем? — от былого холода и спокойствия не осталось и следа: голос Чеслава так и сочился ядовитым презрением, — Надеялся порадовать родных… Но в результате предал их! Бедный, бедный Виктор… — он вытянул руку, сжимающую меч и острие последнего коснулось шеи потрясенного графа, — Мне следовало бы убить тебя, но это было бы излишне милостиво с моей стороны. Нет-нет… я еще наслажусь твоим страданием, — рыжий прищурился, криво ухмыляясь, — Ты будешь рыдать, когда родня вышвырнет тебя из замка за предательство, ты будешь мучиться от осознания своей вины! А я буду смеяться над тобой, — он скривился и, отступив на шаг, взмахнул мечом, опуская его, — А сейчас я уйду. Наслаждайтесь своим поражением!
Взметнулось яростное, горячее пламя, поглощающее фигуру оборотня — исчезать, уходить он любил эффектно и, если обычно не злоупотреблял этим, то сейчас дал себе волю.
— Наверное, он зол… — пробормотал потрясенный поражением Вик и, сглотнув, покачал головой, — Это… как пламя его гнева…
— Его гнева?! — Роман, на несколько секунд явственно опешивший, рванулся вперед и, не сдерживая себя, схватил предка за грудки, — А мой гнев ты не ощущаешь, Вик?! Мою ярость, мою злость на тебя — нет, не чувствуешь?! Ты… ты подставил меня, чертова ты бестолочь, уговорил меня помочь тебе, убедил, что справишься со своим бывшим дружком! Я поверил тебе! — последнее прозвучало отчаянно, и виконт, оттолкнув собеседника от себя, схватился за голову, — Что я теперь скажу Эрику? Что скажу Альберту, Ричарду!.. Я поддался на провокации чокнутого предка и проворонил меч! Меч, доставая который, Эрик едва не погиб, меч, который мы так долго добывали…
— Это моя вина, — Виктор, и в самом деле ощущающий гнев потомка, да и сознающий его справедливость, понимающий, что не прав в этой ситуации сам, понуро опустил голову, — Скажи… так и скажи им, Роман, — виноват Виктор де Нормонд, это он, он попался в такую простую ловушку, не заметил ее!.. — граф стиснул рукой собственные волосы, — Как я мог поддаться?.. Я ведь знал, что ему нельзя верить, знал, что этот зов неспроста, но…
— Заткнись! — Роман, взбешенный просто до невозможности и абсолютно не желающий выслушивать излияния предка, бросил на него обжигающе-яростный взгляд и резко тряхнул головой, — Вставай и шуруй в замок, предок, нам предстоит суд! И суд будет… — он примолк, затем негромко прибавил, — Воистину страшным.
Глава 7
Всю дорогу Виктор то и дело начинал говорить, что вина за случившееся целиком и полностью должна быть возложена на его плечи, что он добровольно согласен взять на себя ее и принять заодно все возмущения родни, прилагающиеся к ней. Роман нехотя огрызался и с каждым шагом мрачнел все больше.
Возлагать вину за происшедшее полностью на плечи предка благородный виконт не мог — он не был глуп, и сознавал, что виноват не меньше. В конечном итоге, о помешательстве Виктора, о его маниакальном желании отомстить за свою семью было известно давно и всем, а вот ему, человеку более или менее здравомыслящему, следовало не поддаваться на уговоры полубезумного предка.
Слабым оправданием служило, конечно, желание подружиться с Виком де Нормондом, желание быть любимчиком хоть у кого-то из старших родственников (Романа, конечно, никогда не ущемляли, но подспудно юноша всегда чувствовал, что оба дядюшки благоволят скорее Людовику, и порой завидовал ему), но, с другой стороны, этот довод был чересчур слабым.