— Как ты спокоен, предатель! Ты обокрал собственную семью, тайком вынес меч из замка и отдал его нашему злейшему врагу, ты!..
— Винс, Винс, — Эрик, сидящий в неизменном кресле, поднял руку, прерывая друга, — Остановись. Роман совершил глупость — это верно, но ты употребляешь для ее живописания излишне сильные слова. Роман… — он приподнялся, оглядываясь назад, чтобы видеть младшего брата и указал ему на место по правую руку от себя, — Прошу тебя, присаживайся. Разговор предстоит, как ты понимаешь, трудный, хотя я не намерен повторять то, что тебе наверняка уже сказал дядя. Скажу лишь одно — я разочарован.
Виконт побледнел. От старшего брата он готов был выслушать любые слова, готов был принять какие угодно негодования и возмущения, но холодного разочарования не ждал. Именно сейчас, именно в эту секунду, когда Эрик, бросив короткую фразу, вновь отвернулся, усаживаясь в свое кресло, юноша наконец в полной мере осознал, что же он натворил.
Предатель!.. Да, он предал их, предал свою семью, друзей, и никакая глупая ревность не могла быть оправданием этого. Винсент прав, и слова его еще недостаточно сильны, он заслуживает худших эпитетов…
Ричард, видя, что происходит с племянником, осторожно коснулся, было, его плеча, но Роман сбросил его руку. Он больше не считал, что заслуживает сочувствия.
Резкими, нервными шагами он прошел к указанному месту и, присев, положил перед собой на стол сжатые в кулаки руки, низко опуская голову.
Что говорить, он не знал.
— Что дальше? — Эрик, окинув долгим взглядом всех, собравшихся в гостиной, сложил пальцы домиком, — Меч у Чеслава, когда он пожелает напасть — нам неизвестно. Есть ли способ защититься от атаки Нейдра?
— Чеслав смог, — мрачно буркнул Виктор, созерцая собственные, сложенные на коленях, руки.
— Потому что он был готов! — резко бросил Винсент, сдвигая брови, — Ни вам, Ваша светлость, ни господину виконту доверия отныне нет, поэтому будьте добры молчать.
Альберт, сидящий напротив старого графа, тихонько прищелкнул языком и покачал головой.
— Ты слишком суров, Венсен, слишком. Я не хочу лишаться двух союзников из-за обиды, сколь бы сильной она ни была, — заметив, что хранитель памяти хочет возразить, маг поднялся на ноги, — Да, их вина велика! Да, то, что они совершили непростительно! Но у нас нет времени таить обиду друг на друга, мы должны понять, как действовать и что делать теперь! Я тоже разочарован, Эрик, и глубоко обижен — на меч я возлагал немалые надежды. Но иногда приходится пренебрегать своими чувствами… — мужчина вздохнул и, переведя взгляд на угрюмого Романа, довольно мягко продолжил, — Виктор рассказал нам, что ты исполнял лишь роль сопровождающего, мальчик мой. Но, полагаю, заодно тебе досталась и роль наблюдателя… Поэтому прошу — расскажи нам все, что увидел, расскажи как можно более беспристрастно, ибо Виктор на это не способен. Его гложет ярость, вкупе с виной, а эта смесь губительна для ясности мышления.
Роман, слушающий названного дядю со все возрастающим изумлением, осторожно поднял на него взгляд и недоверчиво моргнул.
— То есть… ты что, правда, не злишься?..
— Злюсь, — мастер спокойно улыбнулся, — Но, если бы я всегда поддавался злости, я не стоял бы сейчас здесь, Роман. Рассказывай.
Виконт набрал в грудь побольше воздуха и, встав на ноги, чувствуя себя ни больше, ни меньше, чем партизаном на допросе, принялся обстоятельно рассказывать обо всем, что произошло.
Слушали его внимательно, без злости и негодования, и парень мимоходом удивленно подумал, что Альберт, столь неожиданно вступившийся за него, кажется, сумел достучаться и до остальных. Даже Винсент, разъяренный, возможно, в силу львиного темперамента, больше прочих, сейчас успокоился и внимал рассказу очень тщательно, стараясь вникнуть во все, даже самые мелкие детали.
— Значит, перо… — рассказ был завершен, и великий маг предпочел первым из всех выразить свое мнение, — Перо с посланием… мне это знакомо.
— И не тебе одному, — Людовик задумчиво сжал эспандер, чуть склоняя, по старой привычке, голову набок, и приподнимая брови, — Альжбета?
— Она же клялась больше не идти против нас! — Андре, разумеется, тоже присутствующий на собрании, фыркнул и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку стула, — Солгала, выходит, бабуля-то…
— Андре! — Татьяна, которой собрание вообще не нравилось, ибо вынуждало ее ненадолго оставить сына почти без присмотра (Влада хорошей нянькой девушка не считала, а сейчас Анри находился именно под его надзором, дабы не мешать собранию), нахмурилась, — Не надо обвинять, не зная причин. Может быть, Чеслав заставил ее, угрожал…