— Да… да, мама, я… — тихий шепот на ухо, шепот, к которому за время пути он уже успел привыкнуть, вынудил паренька на миг запнуться, прислушиваясь, а затем продолжить уже с некоторой долей воодушевления, — Я вышел на минутку, подышать воздухом. Стоял возле дверей замка, даже с холма не спускался, честно!
Девушка невнимательно кивнула. Она вообще сейчас, судя по всему, была обеспокоена в большей степени чем-то другим, чем-то более важным, нежели непослушание сына, поэтому особенного внимания на его слова не обратила.
— Хорошо… — она глубоко вздохнула и, глянув в сторону гостиной, туда же и кивнула, — Ступай к себе в комнату, Анри. Влад вернулся, он скоро придет… Сынок, — заметив, что мальчик уже уверенно направился в указанном направлении, Татьяна немного замялась, внезапно испытав приступ вины. Она подошла к сыну и, присев рядом с ним на корточки, ласково улыбнулась, беря его руки в свои и глядя в удивительно похожие на отцовские глаза.
— Ты извини, что я запрещаю тебе покидать замок, ладно? Сейчас… действительно очень сложная ситуация, я… да мы все не можем позволить тебе рисковать. Я понимаю, что тебе хотелось подышать воздухом, понимаю и не ругаю тебя, но, Анри… — она глубоко вздохнула и, сжав губы, покачала головой, — Ближайшие два-три дня, прошу тебя — не покидай Нормонд. Даже на секунду, даже на мгновение, не покидай замок! Здесь ты в безопасности, здесь есть и всегда будут люди, могущие защитить тебя, а снаружи… — она замолчала и слегка махнула рукой.
Мальчик насторожился. Настроения матери он уже давно привык угадывать сразу, со стопроцентной точностью, и сейчас очень хорошо видел, что она взволнована. Причин же этого волнения маленький де Нормонд не понимал — она беспокоилась явно не за него, ее пугало что-то другое, что-то, о чем ему, видимо, знать не полагалось.
— Мама, что случилось? — остаться в стороне он, тем не менее, не смог, — Ближайшие дни… это что, опять из-за того страшного оборотня, да? — он нахмурился, серьезнея, — А как дедушка?..
— Все в порядке, — Татьяна, чрезвычайно обрадованная последним вопросом, ибо он давал ей возможность избежать ответа на предыдущие, быстро улыбнулась, — Дедушка заканчивает зелье, которое вновь вернет ему бессмертие, вскоре он восстановит силы. И мы надеемся, что их хватит для победы над страшным оборотнем.
Слуха мальчика коснулся еле слышный насмешливый шепоток, и он нахмурился. Насмешек над матерью Анри не любил и прощать их намерен не был — будучи еще совсем ребенком, сердечко он имел благородное и за оскорбления, нанесенные его семье, его родным, готов был биться до последней капли крови. Во многом здесь сказывалось, конечно, влияние Романа, чуть что вызывающего на дуэль кого не попадя, но и собственного характера мальчика отрицать было нельзя.
— Я тоже надеюсь, что дедушке хватит сил, — Анри глубоко вздохнул и, почесав в затылке, смущенно улыбнулся, — Я пойду, мама. Если Влад вернется и увидит, что в комнате меня нет, он тоже будет волноваться.
Девушка ласково улыбнулась и на миг привлекла к себе сына, нежно обнимая его и целуя в висок.
— Иди. Иди, мой добрый мальчик, и ни о чем не волнуйся. Тебя мы в обиду не дадим ни в коем случае.
Анри кивнул и, без особенной охоты высвободившись из материнских объятий, заспешил к себе в комнату. Там ему хотелось оказаться до появления Влада.
…Анхель появился, едва паренек успел переступить порог своей комнаты, и громко, красноречиво фыркнул.
— Они надеются, что Антуану хватит сил! Ха! — мужчина покачал головой и, видя, что его маленький друг уселся на кровать, прошелся по комнате, — Против Чеса! Антуан! О, если бы я не боялся сбить моего друга с настроя на битву, я бы позабавил его этим…
— Знаешь, мне очень неприятно, что ты так ненавидишь мою семью, — Анри подпер подбородок ладонью и чуть нахмурился, созерцая нового друга снизу вверх, — Это значит, что меня ты тоже ненавидишь, да, Ан?
— Нет, — ворас виновато улыбнулся и, присев рядом с мальчиком на кровать, легонько потрепал его по голове, — Нет, малыш, тебя я не ненавижу и не смогу ненавидеть когда-либо. У тебя хорошее, доброе сердце, ты благороден и чист душою, ты не заслуживаешь ненависти. Как, может быть, и они, — мужчина внезапно помрачнел и, не желая развивать эту тему, махнул рукой, — Ладно. Не будем углубляться в демагогию.
Анри тяжело вздохнул и, негромко фыркнув, покачал головой. Пареньком для своих лет он был очень развитым, со взрослыми мог говорить почти на равных и, во многом оставаясь еще ребенком, умело пользовался то чувствами, то рассудком. Сейчас было время подключить рассудок, и мальчик не растерялся.