- Я потом пушку пририсую.Стань у тополя. Ну, пожалуйста. «Хороша фигура, - думал Никита, быстро водя углем по бумаге. - Пушку надо справа пририсовать. А из тополя сделаем фокмачту…»
Кончить портрет Никите не удалось, потому что во дворе появился Фома Лукич, и сторож, смущенный, что его застали за таким странным занятием, как позирование, повернулся к живописцу спиной.
- Как поживаете, батюшка князь?- писарь непритворно был рад видеть Никиту.
- Благодарствую. Поговорить надо, Фома Лукич.
- Пойдемте ко мне.
В библиотеке было прохладно и тихо, как в церкви. Одинокая оса билась в стекло. Никита привычно пробежал глазами по золоченым корешкам книг, и тоска сжала его сердце: «А ведь я сюда не вернусь, - подумал он. - Уеду и не вернусь».
- Какие новости, Фома Лукич? Был ли где пожар?
- Как не быть? Каждый день горит.
- А ловят ли разбойников?
- Как не ловить? На святой Руси да не бывать разбойникам! - Писарь нагнулся к уху Никиты, и, прикрыв ладонью рот, прошептал скороговоркой: - От Котова письмо пришло.
- Да ну? - удивился Никита.
- Оч-чень странное письмо. Не знаю, что и думать. Не арестовали ли вашего штык-юнкера?
- За что его можно арестовать?
- А заговор? Государыню хотели отравить.
- Одумайся, Фома Лукич. Котов-то здесь при чем?
- Штык-юнкер человек темный. Мне его осведомленность во всех делах всегда была подозрительна. Про Корсака он тогда первый бумагу написал.
- А что? - насторожился Никита. - Был и второй, кто написал донос на Алешку?
- Нет. Замяли дело. Про вашего друга вспомнят только осенью.
- Слава богу. А что написал Котов в своем письме?
- Отставки просит по болезни. Но письмо писал не он. Я его руку хорошо изучил. Да и стиль чужой.
- Откуда письмо?
- Неизвестно. Писано в дороге, такие конверты и бумагу дают обыкновенно на постоялых дворах.
- Так почему ж ты все-таки решил, что Котов арестован?
- Насмотрелся я, батюшка, за свою жизнь. Был человек, и не стало человека - значит, либо умер, либо арестован.
- Я по нему тужить не буду. Дали ему отставку?
- Дали,- кивнул головой писарь.- Но все это мне очень не нравится.
- Скоро я уеду,Фома Лукич. Запиши мой адрес в Петербурге. Если что узнаешь нового - сообщи.
На пороге своего дома Никита встретил теткиного кривого лакея. Сапоги он сменил на белые чулки и туфли с пряжками. Франт, да и только! В руке он сжимал пузырек со снадобьем и вид имел таинственный. Никита давно заметил, что все клиенты выходят от Гаврилы с таким же таинственным выражением лица, словно только что запродали душу дьяволу и теперь прикидывают- не продешевили ли.
Лакей поклонился, не подобострастно, а как-то даже изящно, и сообщил, что княгиня Ирина Ильинична сегодня в духе, всех принимает и со всеми любезна, и коли видеть тетушку надобность у Никиты не отпала,то лучшего дня, чем сегодняшний, придумать трудно. И Никита опять пошел к тетке.
Дом Ирины Ильиничны, словно отображая настроение своей хозяйки, был на этот раз тих и благопристоен, ни криков, ни ругани. Черного пса куда-то убрали, в цветнике возился садовник с кривыми ножницами. Уже знакомый лакей сразу провел Никиту в гостиную и напоследок шепнул:
- Спасибо за лекарство, барин.
Гостиная, большая продолговатая комната на пять окон, носила отпечаток если не скудости средств тетушки, то какой-то неряшливости. Шпалерные обои на стенах выцвели, и вытканные на них зеленые травы пожухли, словно побитые дождями и заморозками. Вдоль стены стояла шеренга стульев. Высокие черные спинки их, скошенные внутрь ножки напоминали сидящих в ряд кривоногих и недоброжелательных старух.
Тетка впорхнула в гостиную, пробежала вдоль стульев и села у лакированного столика, картинно изогнув шею.
- Ну? - сказала она вместо приветствия и усмехнулась.
- Я давно не получал известий из дому,- промолвил вежливо Никита, стараясь не смотреть на Ирину Ильиничну, чтобы не выдать своей неприязни.
- Понятно. Я знаю, почему вы не получаете известий. Я вас предупреждала об этом несколько месяцев назад. У князя родился сын. Намедни я не приняла вас, дала понять, что нам не надо видеться. Какие мы родственники, право?
- У князя родился сын?- Никита не мог сдержать улыбки.
- Не понимаю, чему вы радуетесь?- Ирина Ильинична встала,давая понять, что прием окончен.
- За что вы так ненавидите отца?- спросил он и тут же пожалел об этом. Лицо княгини вспыхнуло, плечи вскинулись, и мантилья упала на пол. В руке ее нервно задрожал непонятно откуда появившийся веер.
- А вы смелый молодой человек! О таких вещах не принято спрашивать. Не я его ненавижу. Он меня знать не желает.- Она подошла к поставцу, взяла с полки расписной флакон и долго нюхала его, томно прикрыв глаза.