Лядащев так и не понял тогда, покаяться ли хотел Красный-Милашевич или выдумал все про клевету, боясь, что дотошные следователи сами вспомнят старое дело, начнут розыск и найдут возможность отягчить и без того тяжелые вины подследственного.
И почему-то запомнилось, как по жести подоконника вразнобой ударила капель, и большая сосулька, сорвавшись с карниза, брызнула снопом осколков, и Лядащев подумал тогда с внезапной жалостью: «Это твоя последняя весна, Милашевич…»
— Василий Федорович, я кофей принес.
— Почему сам? Бабы где?
— У мадемуазель Гретхен мигрень, а служанка в трактир за свечами ушла.
— Зачем им свечи? Они впотьмах любят сидеть.
Лядащев взял чашку обеими руками и, обжигаясь, стал пить кофе. Саша выжидающе молчал.
— Если твой Зотов взят в тридцать третьем году в Смоленске, то помочь тебе может один человек — князь Черкасский, — сказал Лядащев, внимательно, даже как показалось Саше, испытующе в него всматриваясь. — Он был смоленским губернатором и стоял во главе заговора. Знаю, что был пытан, в хомуте шерстяном висел, но никогда никого не выдал, ни одной фамилии не назвал, и это спасло ему жизнь. Казнь заменили пожизненной ссылкой в Сибирь. Год назад он вернулся в Петербург.
— Вы можете поискать в архиве по смоленскому делу фамилию Зотова?
— Нет. Это секретный архив. Чтоб в тех протоколах рыться, надо иметь бумагу за подписью самого вице-канцлера.
— Старый архив… почему он секретный? — удивился Саша. — Виновные наказаны — и делу конец.
— Нет, Александр. Дела в нашей канцелярии никогда не кончаются. Так и с Лопухиными, и с Бестужевой. Казнь у Двенадцати коллегий состоялась, ты знаешь, но дело не прекращено… нет.
В этот момент Саша подумал вдруг про Алешу Корсака и даже взмок весь от волнения, и, боясь, что волнение это просочится наружу, он как можно беспечнее сказал:
— Вы говорили о Черкасском, Василий Федорович. А как его найти? Где его местожительство? Отцовскую книгу у меня арестовали в вашей канцелярии… то бишь конфисковали…
— Я забыл совсем. Открой вон тот ящик. В нем лежит твоя книга.
Саша с трудом повернул ключ в замке и извлек из бюро отцовские записки. Книга распухла, поистрепалась в чужих руках, обложка украсилась каплями застывшего стеарина и чернильными разводами, но все страницы были целы.
— Василий Федорович, вообразите… нашел! — воскликнул Саша.
— Еще бы не найти, — усмехнулся Лядащев. — В этой книге только что местожительство государыни императрицы не указано.
И вспомнил, что уже говорил эти слова ретивому следователю. «По всем этим адресам будем обыски делать и допросы снимать!» — вопил тот. «Какие допросы? — сказал тогда Лядащев. — В этой книге — вся Россия, кроме государыни и великих князей».
— Черкасский. Алексей Михайлович, князь, — прочитал Саша.
— Это не тот, — перебил его Лядащев. — Это покойный кабинет-министр.
— Ладно, найдем, — сказал Саша, деловито запихивая книгу в карман, но вдруг задержал руку. — Знаете что, Василий Федорович… Хотите я эту книгу вам подарю?
— Зачем еще?
— Дак ведь для работы вашей — очень полезная книга. А вы мне скажите только — зачем вам нужен берейтор наш, Котов? Помните, разговор был? Поганый человек-то. Почему он вас интересует?
— Не твоего ума дело. А книгу забери. Нечего ей делать в Тайной канцелярии.
— Я ее вам лично дарю. При чем здесь Тайная канцелярия?
— А при том, что я ее работник, ее страж и верное око! — гаркнул вдруг Лядащев, потрясая перед Сашиным лицом кулаком, но внезапно остыл, подошел к окну.
«Зябко что-то. Дождь собирается… здесь всегда дождь или идет, или собирается… А князь Че…ский — это и есть смоленский губернатор, — подумал Лядащев уверенно. — Интересный узелок завязывается — Зотов, Котов, Черкасский… И всем этим Белов почему-то интересуется. Значит, пустим его по следу… Господи, а мне-то это все зачем? О богатая вдова подполковника Рейгеля, я жажду твоих костлявых объятий!»
— Запомни, Белов, — сказал Лядащев, не оборачиваясь. — Найдешь Черкасского, найдешь и Котова. А теперь уходи.
— Вы сказали «Котова»? Вы не оговорились? Отцовскую книгу я на подоконнике оставил… Пригодится, ей-богу… Так Зотова или Котова?
— Пошел вон! — взорвался Лядащев, запустил в опешившего Сашу книгой и отвернулся к окну.