- Послушайте, не могу я видеть вашу невесту?
- Она у бабки, за городом... Останьтесь!
На мгновение девушка выразила колебание. Но только на мгновение. Они стояли друг против друга все под теми же кленами, вершины которых так и рдели теперь в огне заката.
- Ну, все равно, прощайте! - Глубокая тоска изобразилась на лице Веруси, голос ее содрогнулся и зазвенел жалобным, надтреснутым звуком. Прощайте!.. Не судите, коли что услышите... Простите, если сказала что лишнее. Ах, боже мой, какая я глупая!.. - Она насильственно засмеялась сквозь слезы, пожала его руки и торопливо сделала несколько шагов. Потом обернулась, прежняя шаловливая улыбка, как луч, проскользнула по ее лицу. - А помните, я крикнула вам, угадайте, кого люблю? Это ведь я про вас крикнула.
- Веруся!.. Друг мой хороший! - горестно воскликнул Николай, простирая руки.
- Да, да, про вас. Не правда ли, как глупо? Ну, прощайте. Не провожайте меня. Не надо.
Николай беспомощно опустился на скамейку и заплакал, как ребенок.
Прошло пять дней. Ярмарка кончилась. Николай несколько успокоился за хлопотами по торговле и внутренне на все махнул рукою. И как только успокоился - заметил то, что другие давно уже замечали, что Илья Финогеныч не по-прежнему относится к нему: суров, раздражителен, называет его "Николай Мартиныч", избегает говорить с ним. "Что бы это значило?" размышлял Николай и терялся в догадках. Одна была самая правдоподобная: старик сердился за то, что он в ту ночь, при чужих, ушел вдвоем с Варей. Ну ведь то покрыто? Ведь же он приносит себя в жертву? Раз случилось, что Илья Финогеныч особенно грубо и оскорбительно обошелся с Николаем. Тот не вытерпел:
- Илья Финогеныч! Я так не могу... - сказал он. - У меня только и людей осталось на свете, что вы... За что такое отношение?
Старик даже почернел от злобы.
- Будет-с! - крикнул он, задыхаясь. - Достаточно-с!..
Чего хитрить? Все равно добился своего!..
- Чего добился? О чем вы говорите?
- Богатой невесты, Николай Мартиныч, невесты-с!..
Умницу, сердце горячее отринул, дуру бессердечную добыл!.. И не сделали ошибки-с!.. Тирана изображать собою не буду!.. Блаженству вашему мешать не стану!.. Давно отчислено за Варварой двадцать тысяч, до копейки получайте-с!
У Николая вся кровь бросилась в лицо, необузданная кровь Мартина Лукьяныча Рахманного. Отца она побуждала драться, когда ему казалось, что он оскорблен, - сыну подсказывала необдуманные и жестокие слова.
- Ошибаетесь, - проговорил он, усиливаясь сдержать трясущийся подбородок. - Не только-с двадцатью-с тысячами-с, миллионом не польстился бы на Варвару Ильинишну!.. Что в петлю, то на ней жениться!.. Имею одно утешение: исполню долг-с. Не хочу, чтоб о вашей дочери сплетни распускали... хотя сама же она силки расставила!
- Как так - силки? Говори толком.
- Очень просто: первая поцеловала, первая завлекла.
Прежде, сами знаете, я внимания на нее не обращал...
Разве эдак можно губить человека?.. Вы говорите - умницу отринул... Разве мне легко?.. А тут еще вы осмеливаетесь заподозривать... Ни копейки не возьму! Не нужно.
Эх!-Он махнул рукой и, чтобы не разреветься в присутствии Ильи Финогеныча, быстро убежал в свою каморку.
Оставшись один, Илья Финогеныч с удовольствием крякнул, рассмеялся и не спеша стал играть табакеркой.
Вскоре в доме купца Еферова разыгралась драма. Весь город звонил о бессердечии, скаредности и самодурстве Ильи Финогеныча: Илья Финогеныч торжественно объявил дочери Варваре, что лишает ее приданого... за что?
За то, что простерла свободу свыше пределов. "Это вольнодумец-то о пределах заговорил!" - вопияли кумушки мужеска и женска пола. Один Харлаша заступался за старика, хотя в глубине души и был смущен. Варя впадала в истерику, "кричала на голоса", кляла свою судьбу и тирана родителя, однако без приданого не решалась выходить за Николая. Дело кончилось формальным отказом. Николай, не помня себя от радости, тотчас же все описал Верусе, заключив письмо робкими словами: "Простит ли? Полюбит ли снова? Согласится ли связать свою судьбу с его судьбою?"
На другой день после размолвки с Варварой Ильинишной Илья Финогеныч позвал Николая к себе в кабинет.
- Ну, Николушка!.. - сказал старик, и глаза его засияли лукавым блеском. Николай, в порыве неизъяснимой признательности, бросился целовать его.
- Полно, полно!.. И я тебя узнал лучше, и ты меня.
Выгода обоюДна. Сядь, выслушай... - Илья Финогеныч выпрямил сутуловатую свою спину, принял важное и строгое выражение и взволнованным голосом продолжал: - Урок тебе, Николушка... Та комедия, в которой имел ты ролю, смешна, но и постыдна. Как-никак совесть твоя не должна быть успокоена. Ты радуешься - и я за тебя рад, однако ежели размыслить глубже - Варвару жалко. Что ты сказал о силках - верно, но взрослому стыдно и грех слагаться на это.
- Я сам понимаю, Илья Финогеныч... У меня невольно вырвалось, пробормотал Николай. - Не упрекни вы приданым, я бы никому на свете не сказал. И, конечно, я сам виноват...
- И чувствуй свою вину. Я, брат, чувствую... Но это уж мое дело. Пустозвоны болтают то, сё... но в душе у меня никто не был. Одним утешаюсь, Варвара доказала, что не любит тебя, - найдет одинаковое счастье и с другим...
Словом, это мое дело. Ты же памятуй: бойся того состояния крови, при котором разум бездействует. Ежели этот урок забудешь, вспоминай более жестокий: мою семейную жизнь... Не распространяюсь, сам видишь, сколь я блажен.
Илья Финогеныч тяжело вздохнул и задумался.
- Никогда этого больше не будет! - твердо заявил Николай. - Имею две подлости на душе, - вы знаете о первой, - достаточно. Зарублю по конец жизни.
- Друг мой! Недаром говорят, что добрыми намерениями ад выстлан... А вот что я тебе скажу: больше заботы нагружай на себя; забота, что броня, оберегает душу от постыдного. И в этом смысле вот тебе мой совет: сдавай свою теперешнюю должность, бери товару на две, на три тысячи и открывай лавку в селе. И помни: я тебе говорю не токмо о семейных заботах, в них тот же омут, - я говорю о мирских, потому и посылаю в село. Впрочем, об этом мы с тобой достаточно беседовали... Ничего не скажешь против?
- О, с живейшим удовольствием. Как мне благодарить вас, Илья Финогеныч!..
- Жизнью, Николушка, делами на пользу страдающего брата. Иной благодарности не ищу. Поцелуй меня, дружок!.. Благословляю тебя на подвиг добрый!
Илья Финогеныч всхлипнул и стыдливо отвернулся в сторону.
Николай решил открыть лавку в базарном селе Ш...
А пока, сдав должность, отбирал товар и со дня на день собирался ехать, сначала к Мартину Лукьянычу на теткин хутор, а потом и в село, где нужно было строиться или снимать готовое помещение, - в сущности, он медлил в городе без нужды: с страстным нетерпением ждал ответа Веруси.
Ответ пришел странный, ошеломляющий.
"По моей подписи вы поймете, - писала Веруся, - что я теперь уже не имею права говррить вам все... Ах, с какими мыслями я ехала к вам, - с какими чувствами возвращалась! Кончена юность, друг далекий, все кончено.
Вот уже неделю я замужем. Я дала слово на третий день, как виделась с вами. Теперь не знаю даже, чего я достойна: жалости ли, презрения ли, или зависти... И последнее вероятно: муж мой во всяком случае не кулак, человек очень честный и очень последовательный. Учительницей остаюсь по-прежнему. Ну, все!.. Будьте счастливы, если можете. Не поминайте лихом прошлого, не забывайте меня.. Господи, как мы были глупы!
Вера Переверзева".
XIII
"Не стоит жить!" - что об этом думал Иван Федотыч. - Его исповедь. Театральный поступок Николая. - Гарденинские новости. - Татьяна. "Братья". - Душеполезный подвиг. - Еще сын на отца. - Конец.
Николаю казалось, что солнце его жизни погасло.
Правда, и прежде ему случалось мучиться ощущением душевной темноты, но тогда просто мимо бегущие тучки заслоняли солнце, в душе точно проходила некая тень и исчезала бесследно. Еще недавно это происходило с ним и, казалось, исчезло бесследно. Но теперь совсем, совсем не такая была темнота.
Напрасно он пытался забыться, усиленно работая, "обременяя себя заботами". Съездил к отцу, выпросил у него денег на постройку, купил лес, возился с плотниками и печниками, посылал корреспонденции в газеты, уговорил тетку подписать ему землю для ценза, посещал очередное земское собрание, - пока в качестве постороннего человека, - знакомился с гласными из крестьян, убеждая их класть шары такому-то направо и такому-то налево, составлял прошения безграмотным, проник в дела III-го училища, сбил "стариков" сделать учет волостному старшине.