Скоро чаща стала почти непроходимой. Почва была влажная, топкая, кругом простирались болота с поваленными гниющими стволами. То и дело из цветущей жижи подымались отвратительные головы исполинских ящеров и скалились на нас; из зарослей высовывались другие, не менее страшные твари. Мы едва успевали отбиваться от них, применяя парализующие ружья. Но ружья, которые годились против этих увальней, были бессильны в борьбе с кибером. Паук неумолимо приближался, выжигая себе путь в зарослях. Мы видели чёрный дым и зарево пожара, отмечавшие его путь. Ветер доносил до нас запах гари.
Настал момент, когда нам пришлось воспользоваться последним средством самозащиты, крайне опасным для нас самих, но другого выхода не было. У каждого из нас на поясе имелся небольшой аппарат, при помощи которого можно было определённым образом расщепить человеческое тело до составляющих его молекул. Для того, чтобы эти молекулы не рассеялись в пространстве и из них можно было, по сохраняющейся аурной матрице, снова составить человека, их сливали с чем-то, имеющим завершённую форму. Молекулы одного из наших товарищей мы слили с деревом. Лишившись сознания, он весь ушёл в ствол, корни и ветви. Он мог оставаться в таком виде несколько месяцев. Если мы за это время не вернёмся и не извлечём его молекулы для воплощения, он погибнет.
Шансов на то, что мы вернёмся, было ничтожно мало, но даже и этой призрачной надеждой мы не вправе были пренебречь. Мы ещё свернули в сторону, пытаясь обмануть кибера и увести его подальше от дерева, но оправдались наши худшие ожидания: кибернетическое чудовище не пошло за нами по прямой, оно добралось до дерева и испепелило его, расщепив до атомов, до самых мельчайших частиц. Нашего друга не стало. Мы же продолжали отходить.
Положение было отчаянное: кибер приближался, а мы, продираясь сквозь дебри, всё больше выбивались из сил. Второго нашего товарища мы слили с птицей — крылатым ящером, которого нам удалось на несколько минут парализовать. Если случится чудо и мы спасёмся, то удастся ли нам отыскать одну-единственную птицу среди сотен тысяч ей подобных, чтобы вытянуть из неё молекулы нашего друга? Вряд ли. Но что ещё нам оставалось делать?
Мы отметили птеродактиля, перевязав ему лапу. Он очнулся, расправил крылья и поднялся над лесом. Увы, глупую тварь понесло в сторону паука, и тот не упустил случая сбить её огненным лучом и тоже расщепить…
Нас осталось двое. Едва не увязнув в болоте, мы выбрались на берег озера. Гигантские папоротники торчали здесь прямо из воды, множество их лежало вповалку на берегу. Дальше пути не было. Уже сгустилась ночь, и зарево пожара стояло позади нас огненной стеной. Сотни чудовищ, спасаясь от огня, тоже вышли к берегу. Мы едва успевали отбиваться от них. Ящеры дрались друг с другом, слышались вопли, мычание, рёв, трескались и рушились от ударов хвостов деревья, по озеру ходили волны — и в воде происходили схватки. Мой товарищ слил молекулы моего тела с водой озера; сам же он без помощи другого слиться уже ни с чем не мог. Сковав себя летаргическим сном, он погрузился на озёрное дно.
О дальнейшем я могу лишь догадываться, потому что я перестал сознавать себя, для меня наступила тьма. Кибер вошёл в озеро и мой друг был уничтожен мгновенно. Затем паук взялся за меня. Скорее всего, он попытался расщепить озёрную воду до мельчайших частиц, чтобы сделать невозможным моё воплощение, но уничтожить всю воду оказалось ему не под силу: в сумерках мы не разглядели, что озеро сообщалось с океаном. Таким образом, чтобы убить мою слитую с водой человеческую сущность, надо было уничтожить все океаны планеты, все моря, реки, всю атмосферу, насыщенную водяными парами! Убийцам ничего не оставалось, как отозвать кибера и покинуть планету.
Там, откуда я прилетел, никогда не ставились подобные эксперименты. Считалось, что расщеплённый на молекулы мозг погибает через четыре-пять месяцев. Но произошло нечто совершенно невероятное. Слушай, Сильвио: я очнулся. Я просыпался медленно, очень медленно. Осознавание мной самого себя длилось десятки миллионов лет. У меня не было глаз, чтоб раскрыть их и увидеть окружающий мир, не было ушей, чтоб уловить звуки, рук, чтоб ощупать пространство вокруг себя, но сознание ко мне вернулось, вернулась память, а значит, я ожил.