Давление на стенки этого органа становилось все более интенсивным, но мочиться без своего серебряного перышка скопец не мог. С трудом подняв руку, он поднес ее к голове — обычно он хранил эту драгоценность спрятанной в складках своего белого тюрбана, но сейчас тюрбана на нем не было. Собрав все силы, Хассан-ага попытался перевернуться на бок; усилия, которых от него потребовало это действие, заставили сердце учащенно забиться, но зато, оказавшись на боку, он смог вытянуть руку и ощупать холодный каменный пол рядом со своим ложем. Увы, пальцы его ничего не обнаружили. Крупные капли пота выступили на лбу евнуха, толстые складки шеи заблестели влагой.
Итак, его пытались отравить, подсказал ему прояснившийся разум. Кто-то хотел его смерти, но не преуспел в этом. Евнух выжил лишь потому, что обладал силой десятерых. Да, он могуч, но без своего перышка лишен возможности мочиться, и сила даже сотни человек не может спасти его.
Хассан-ага, Маленький Соловей, лежал навзничь на соломенном тюфяке с переполненным мочевым пузырем, причинявшим ему невыносимые страдания. Он зажмурил глаза, но в последний момент успел заметить, что в комнату, где он лежал, проникла полоска дневного света. А это значит, что в той стороне имеется дверь. Разум его снова заработал, и память услужливо показала тот день, когда его по самую шею зарыли в песок, ему припомнилась девочка, что приходила к яме и прижимала ломти тыквы к его пересохшим губам, пытаясь унять боль.
Лилэ. Бедняжка Лилэ. Они были тогда совсем детьми.
Напрягши все силы, он снова перекатился на бок и теперь обнаружил, что, помогая себе руками, может принять сидячее положение. Маленький Соловей терпеливо ждал, пока сердце перестанет выпрыгивать из груди. Постепенно к нему возвращались, пугая своей ясностью, воспоминания о том, как когда-то Лилэ и он глядели в высокое небо над ночной пустыней. Он почувствовал, как что-то, чему он не знал названия, резкой болью отозвалось там, где, наверное, находилось его сердце. Что это? Боль сожалений?
Хассан-ага с трудом поднялся и, едва переставляя дрожащие ноги, двинулся к полоске света.
Глава 12
Стамбул, утро 2 сентября 1599 года
— Аннетта!
— Селия!
— Ты вернулась?
— Как видишь.
— Я не знала, что и думать. Где ты была?
Аннетта, с прилипшими к шее влажными прядями волос, приложила палец к губам:
— Тише. А то она тебя услышит.
И движением подбородка она указала в сторону, где подле двери купален стояла распорядительница омовений, македонянка с кислым выражением лица и огромным носом, держа в поле зрения весь двор, где сейчас гуляли наложницы и рабыни. В руках она сжимала прут орешника, который обычно не стеснялась использовать в отношении тех, кто оказывался слишком разговорчивым.
— У них что-то случилось, — шепнула Селия, опускаясь на колени рядом с подругой у одного из каменных резервуаров.
— Что?
— Не знаю. Но я думала, ты уже знаешь об этом, разве не ты сама вчера сказала, что у тебя есть предчувствие. А сегодня ранним утром поднялась суматоха, кричали какие-то люди. Ты ничего не слыхала?
— Вправду кричали?
Обе девушки уже достаточно долго пробыли во Дворце благоденствия и понимали, что событие, которое могло нарушить обычно монастырскую тишину покоев валиде-султан, должно быть из немаловажных. Группа старших прислужниц стояла во дворе, о чем-то беззвучно беседуя, но из верхних покоев вдруг донесся шорох бегущих ног, отдаленное эхо приглушенных голосов.
— Мне в самом деле кое-что известно. — Аннетта бросила быстрый осторожный взгляд на македонянку, которая в ту минуту отдавала приказ одной из служанок. — Только поклянись, что ты ничего никому не расскажешь. — Селия не смогла подавить испуганной дрожи. — А то таких, как мы, тут, недолго думая, зашивают в мешок и бросают в воду за куда меньшие проступки.
— О чем ты говоришь? — Подруга со страхом смотрела на Аннетту.
— Его нашли, вот что.
— Кого нашли?
— Главу черной стражи. Евнуха Хассан-агу.
Селия непонимающе уставилась в лицо Аннетты. Перед ее мысленным взором возникла устрашающая фигура черного великана в нелепом белом колпаке, своей неестественной походкой семенящего по коридору впереди нее. Девушка снова увидела неприятный блеск его кожи, вспомнила, как вздрагивал и колыхался перед ее глазами толстый загривок.
— Он что, пропал? — недоумевая, спросила она.
— А ты ничего не знаешь, дурочка? — Аннетта бросила на нее сердитый взгляд, но удержалась от строгой отповеди. — Объявили, что его отправили в Эдирне по делам, касающимся валиде. Это было вчера, а сегодня утром кто-то из садовников обнаружил его лежащим прямо на земле неподалеку от стены дворцовых садов. Никто понятия не имеет, как он туда мог попасть. — Она прижала губы к уху Селии. — Я заставила евнуха Гиацинта мне все рассказать. Гиацинт — это тот, кто, ты знаешь, влюбился в Фатиму, первую из прислужниц валиде. Он сказал, что главного евнуха отравили каким-то ядом, и теперь он стал даже сам на себя не похож. — Аннетта с трудом произносила застревавшие у нее в горле слова. — Еще неизвестно, выживет ли он вообще.