Отвесив почтительный поклон в сторону экрана, скопец направился к временному ложу, на котором устроили Хассан-агу. Группа старших черных евнухов подалась назад, освобождая ему проход. В помещении воцарилось глубокое молчание, когда врачеватель приложил ухо к груди больного и стал выслушивать его, одновременно пальцами нащупывая пульс на шее.
— Во имя Аллаха всемилостивейшего, — голос его прерывался от волнения, — он жив.
Общий вздох облегчения, подобный порыву ветра, с шорохом срывающему жухлые осенние листья, пролетел по комнате.
Приободрившись, врачеватель поднес к глазам ладонь больного и принялся ее осматривать. Ногти огромного евнуха были так же страшны, как он сам, — желтые, как старая слоновая кость, загнутые, толстые. Опять комнату затопило глубокое молчание; с неподвижностью, отработанной годами строжайшего подчинения дисциплине, евнухи терпеливо стояли в стороне. Наконец откуда-то из толпы раздался голос:
— Скажите нам, что случилось с Хассан-агой?
Говорил один из самых молодых. Чуть повыше остальных, более широкоплечий, чем они, он обладал голосом высоким и нежным, словно флейта, до странности противоречившим его неженственному облику. Тотчас зазвучали и другие голоса, словно ободренные чужой смелостью:
— Да, да, скажите нам!
И, будто заговор тишины оказался нарушенным, в затемненном помещении все зашевелилось. Со своего места за экраном валиде могла наблюдать за тем, как покачиваются белые колпаки над черными лицами, как возбужденно их обладатели кивают друг другу.
— Нашего Хассан-агу отравили?
Она увидела, что новый вопрос задал тот же человек, это был евнух по имени Гиацинт.
— Ах-х, ах-х, нет! — До нее доносилось их испуганное учащенное дыхание. — Неужели яд?
Некоторые из младших евнухов, те, что раньше молчаливо стояли в наружном коридоре, теперь стали наседать на передних, пытаясь войти.
— Кто это сделал?
Причудливое эхо их визгливых голосов разносилось, наполняя собой комнату.
— Тихо! — вмешался один из старших стражей, хранитель ворот. — Дайте врачевателю осмотреть его. Подайте назад!
Но если его и услышали, перемен никаких не произошло, помещения никто не покинул. Все стремились видеть, что творится с их главой.
Требуя молчания, поднял руку врач. Дождавшись относительной тишины, он отвел вверх тунику Хассан-аги и тут же, потрясенный увиденным, опустил ее обратно. По помещению поплыл отвратительный смрад покойницкой, вонь гниющей плоти и застоявшейся мочи.
— Ах-х-х! Он умирает! — снова раздался общий стон.
— Гниение началось у него в ногах.
Евнухи сокрушенно качали головами, стоны их стали громче.
— Кто это сделал, заплатит нам. Его потроха еще будут валяться на земле.
— Помолчите все! — Молодой евнух Гиацинт теперь стоял на коленях подле тела больного. — Смотрите! Он не умер.
Это было правдой. Лежавшее до того в полной неподвижности распухшее тело неожиданно шевельнулось. Губы дрогнули, словно пытаясь произнести какие-то слова.
— Во имя Аллаха! — взволнованно воскликнул хранитель ворот. — Он что-то говорит!
Евнух Гиацинт наклонился ниже и прижался ухом к губам Хассан-аги.
— Голос его очень слаб. Ничего не разобрать.
Губы черного евнуха вновь задвигались, пот выступил на лице.
— Он говорит… он сказал… — Лоб молодого евнуха пошел морщинами от усилия расслышать шепот больного. Когда он резко поднялся на ноги, выражение его лица изменилось. — Он сказал, что умирает из-за сахарного кораблика, который прислали во дворец англичане. Яд был в том лакомстве.
Менее чем в миле от взволнованно загалдевших евнухов Пол Пиндар, секретарь посольства Британии в Стамбуле, стоял на палубе «Гектора».
Миновал целый день после посещения им звездочета Джамаль аль-андалусийца в его башне, но возможности продолжить так неудачно прерванный визит пока не представилось. Посольские обязанности — подготовка столь долго откладываемого преподнесения дара английской короны султану и так же давно ожидаемого вручения верительных грамот посла — отнимали все его время. Возможно, и нынче будет то же самое. Как раз сегодня утром один из самых старших дворцовых чиновников, глава отряда янычар, сообщил о своем намерении осмотреть английский корабль, и посол отдал приказ всему экипажу срочно подготовиться к визиту.