— Очень благодарна за ваше содействие, я тронута, — вежливо обратилась к ней Элизабет.
— Мне ваш проект показался очень интересным. Если здесь кто-либо станет расспрашивать вас о чем-нибудь, скажите, что проводите научное исследование. Как оно, собственно, и есть, — тут Сьюзи улыбнулась, — просто ваши исследования не служат нашим целям. Берин рассказала мне о той работе, которую вы ведете.
Миновав ворота, они направились к дворцу через разбитый в английском стиле сад, представлявший собой сплошной травяной газон с растущими на нем остроконечными кипарисами, несколько кустов поздних роз раскачивались под порывами холодного ветра.
— Вы полагаете, что когда-то в этом гареме держали англичанку?
— Я почти не сомневаюсь в этом. Молодую женщину звали Селия Лампри, — принялась объяснять Элизабет и вкратце рассказала о найденном ею пергаменте. — Она была дочерью капитана английского судна, потерпевшего крушение в Адриатическом море, что, возможно, произошло в конце девяностых годов шестнадцатого века. Затем это несчастное судно захватили турецкие пираты. Та часть рукописи, что сохранилась, заканчивается сообщением о том, что девушка была отправлена в султанский гарем.
— В качестве кого же? Жены, наложницы, рабыни? Кем она стала?
— Пока трудно сказать. Источник сообщает, что она была продана и стала карие. На турецком языке это слово означает просто «рабыня», в иерархии же, принятой во дворце, этот термин применялся в отношении женщин низкого социального ранга. Но по сути, каждая женщина там была рабыней, кроме, разумеется, дочерей султана и его матери, валиде-султан, которая после смерти ее повелителя, предыдущего султана, обретала свободу. Поэтому мы не имеем оснований для выводов о положении в гареме девушки-англичанки. Я предполагаю, что она была продана во дворец в качестве возможной наложницы. Если допустить одно-два исключения, мы можем утверждать, что султаны никогда не обзаводились супругами. Странно, но почти все женщины султана были чужеземками — среди них были грузинки, черкешенки, армянки, некоторые из них родились где-нибудь на Балканах или даже в Албании. Ни одна из них не была турчанкой.
— Я слышала, в начале девятнадцатого столетия в гареме жила одна француженка, — перебила ее Сьюзи. — Как ее звали, я не помню.
— Вы говорите, наверное, о Эме́ де Ривери,[39] — подсказала Элизабет. — Кузине Жозефины Бонапарт, урожденной Богарне. Это действительно так. Но сведений о том, что в гареме жила когда-либо уроженка Англии, никогда не поступало, насколько нам известно.
Они прошли через двери и оказались в помещениях гарема, в тот день совершенно безлюдных. На полу громоздилось снаряжение съемочной группы — катушки электрических проводов, большие черные и серебристые коробки с оборудованием, под ногами хрустнула пустая яркая упаковка. В окошке кассы виднелось от руки написанное объявление «Впуск посетителей заканчивается в 15.10».
Элизабет последовала за Сьюзи через один из неохраняемых турникетов, за ними шла Берин.
— Но вы забываете о том, что в Османской империи не только женщины были рабами, — вступила она в разговор. — Весь институт государственного устройства базировался на рабстве. Конечно, здесь не было рабства в том смысле, которое обычно придают люди этому слову в наши дни, — например, рабов не клеймили. Также нельзя сказать, что система отличалась особой жестокостью, по крайней мере не настолько, чтобы мы могли сравнить ее с тем, что вы называете «рабством на плантациях». В реальности для рабов даже существовала возможность сделать карьеру. — Тут она улыбнулась. — Большинство великих визирей в своем прошлом были рабами.
— Вы полагаете, что подобная мысль могла прийти в голову этим женщинам? — скептично поинтересовалась Сьюзи. — Сомневаюсь.
— Не будьте так категоричны. — В своей привычной спокойной манере Берин сохраняла настойчивость. — Полагаю, что большинство из них именно об этом и думали. Даже ваша Селия Лампри впоследствии могла допустить такую возможность. — Она положила руку на плечо Элизабет. — Могу вам дать совет, не отвергайте эту идею как полностью недопустимую. Множество мужчин европейского происхождения процветали под властью Османской династии, почему этого не могло случиться с женщинами?
Перед ними раскрылись тяжелые, обитые медью деревянные двери, наверху виднелась позолоченная надпись, сделанная арабской вязью. Элизабет подняла на нее глаза и вздрогнула. О чем думала Селия Лампри, впервые оказавшись здесь? Показался ли ей дворец адом? Или наоборот? Сможет ли она, Элизабет, заглянуть в прошлое?
39
Эме Дюбюкде Ривери (1763–1817) — уроженка о. Мартиника, дочь плантатора и отдаленная родственница Жозефины Богарне. В 13-летнем возрасте попала в плен к алжирским пиратам, впоследствии была продана в Стамбул, где стала наложницей Абдула Гамида I и матерью султана Мехмеда. При турецком дворе ее звали Нашезил-султан.