Хюррем положила ладонь на живот.
– Нам еще много месяцев ждать, прежде чем откроется истинная мера его радости.
Добрый ответ, отметила для себя валиде. Ведь если родится девочка, все вернется на круги своя.
– На все воля Аллаха. – Она протянула руку и, взяв прядь волос девушки, приподняла и рассмотрела на просвет. – Красивые же у тебя волосы. Не рыжие, не золотистые… Ты откуда сама?
– Мой отец был крымско-татарским ханом, царица хиджабов.
– И как ты к нам попала?
– Отец усмотрел возможность.
– Для тебя или для себя? – усмехнулась валиде.
– Сипахи его распластали по земле связанным – и принялись насильно совать ему деньги в карманы. Он изворачивался, кричал. Мне пришлось отвести глаза.
– Ты это будто с улыбкой говоришь. Тебя его предательство забавляет?
– Так он ведь до сих пор ютится в палатке, а я живу во дворце. Так что в конечном итоге я осталась в выигрыше от той сделки.
– Так ты здесь счастлива?
– И буду много счастливее, как только вернется мой господин.
– Я вот пробыла замужем за султаном Селимом долгие годы, а недели, проведенные нами вместе, могу перечесть на пальцах. Одинокая это жизнь, Хюррем.
– Раз так, то я отправляюсь обратно к отцу. Лошадь для меня не устроите?
Валиде невольно рассмеялась. Метко. Зачем горевать из-за того, что ты не в силах изменить?
– Ну нет, раз уж ты носишь дитя султана, этот гарем – твой дом до конца твоих дней.
– Тогда мне нужно в нем обустроить покои попросторнее.
– Навроде моих?
– Если Аллах соблаговолит.
– Не удивлюсь даже и тому, что все это высший промысел Его. – Валиде взяла кусочек лукума и принялась его смаковать. – Если что нужно будет, ты мне сразу передавай. Все сделаю для твоего спокойствия.
– Уже нужно, Ваше Высочество.
– Да?
– Телохранителя бы мне.
– Телохранителя? Зачем?
– Страшно мне.
– И чего страшишься?
– Да дошли тут до меня всякие слухи, что не доживу я до рождения ребеночка-то…
– И кто это тут смеет угрожать жизни ребенка самого султана?
Хюррем отвела взор.
– Не знаю. Так, может, просто сплетни по гарему…
Лжет, подумала валиде. Знает, кто смеет, а сказать не отваживается. Смерти ей тут желать могла одна лишь Гюльбахар. Но ведь сама Гюльбахар на убийство не способна – или все-таки да?
– Если думаешь, что под этими слухами имеются хоть какие-то основания, пусть служанка твоя отведывает прежде тебя все твои блюда – и даже одеяния твои примеривает на себя до того, как ты в них облачишься, на случай, если ткань пропитана ядом. Да, и на всякий случай распоряжусь, чтобы кызляр-агасы приставил к тебе отдельного евнуха.
– Спасибо тебе, царица хиджабов.
– Ничто – ничто! – не должно угрожать сыну султана.
Капы-ага со своего поста на северной башне внимательно наблюдал за тем, как вышедшая из тени Хюррем усаживается на мраморную скамью у фонтана. Вот она раскрыла свой Коран. Три дня кряду выходит она в сад. Зачем ей такой риск, думал он. Ей же и так вскоре светит стать одной из кадын Сулеймана. Разве этого мало?
Ему нужно было немедленно выведать, чего она хочет.
И он, поспешно заперев за собою дверь смотровой, устремился вниз по деревянной лестнице во двор.
У железной двери в сад он на мгновение замешкался, но затем решительно шмыгнул внутрь.
Хюррем подняла на него тут же расширившиеся от испуга глаза, уронила Коран, вскочила и пронзительно закричала. Капы-ага застыл в немом недоумении – и слишком поздно понял, что натворил. Обратившись было в бегство, он обронил ключи на мраморные плиты.
Пока он шарил по земле в поисках злосчастных ключей, девушка успела издать еще два пронзительных крика с призывами на помощь. Распахнув же, наконец, дверь на выход из сада, начальник охраны лицом к лицу и глаза в глаза столкнулся с одним из собственных стражников.
Он ринулся обратно в сад. «Ах ты, шлюха!» – воскликнул он, выхватил из ножен кинжал и полоснул им, метя в нее. Хюррем, пронзительно взывая о помощи, откатилась за скамью, чудом увернувшись от его клинка.
Тут подоспел и бросился на него собственный страж. Сабля его рубила воздух, а затем вдруг из поля зрения капы-аги исчез его кинжал, да еще и вместе с его же правой рукой. Боли не было – один лишь ужас при виде забившего на их месте фонтана крови.
Капы-ага упал на колени, попытался левой рукой выхватить клинок из мертвой хватки отсеченной правой. Ему бы только прикончить эту тварь – и все в порядке. Пусть делают с ним что хотят, главное, чтобы она сдохла. Но стража уже волочила его по булыжникам, оставляя длинный кровавый след, а он лишь изрыгал одно за другим последние истошные проклятья в адрес рыжей ведьмы, пока очередной страж не ударил его эфесом по голове, заткнув словесный фонтан.