– Того, верно, что Властелин жизни воспользуется ими в один прекрасный день, и день этот не за горами?
– Да кто ж его знает, что и когда он соизволит сделать или не сделать?!
Задел-таки он ее за живое. Если кто и был недоволен тем, что Сулейман такой однолюб и кроме Гюльбахар никого знать не хочет, так это его мать.
– Все они только и ждут дражайшей возможности сослужить своему господину службу, как только могут, – заверил он.
– Но есть ли среди них хоть кто-то сравнимый с Гюльбахар?
– Сами себя они все считают и вовсе несравненными, – ответил он с натянутой улыбкой.
Валиде перевела взгляд за окно, на сверкающие купола гарема. Перебрав большим пальцем левой руки остальные, она будто пересчитала в уме заветное число жен своего сына.
– Я переговорю с Властелином жизни, – сказала она. – Спасибо за то, что привлекли мое внимание к этому предмету.
Капы-аге хотелось крикнуть ей: «Постойте, я еще главного не сказал!». Но было поздно. Его отпустили. Он отвесил поклон и попятился к выходу.
– И последнее.
– Да, Ваше Высочество?
– Есть у тебя конкретная девушка на примете?
Он едва скрыл облегчение. А то ведь подумал было, что и не спросит.
– Есть одна достойная, по моему разумению, того, чтобы наш господин обратил на нее свой высочайший взор. Она смышлена и жива по своей природе, и он вполне может найти ее более чем приятной.
– Звать ее как?
– Хюррем, Ваше Высочество. Имя ей Хюррем.
Глава 6
Всякий раз по приходу в гарем в старом дворце Сулейман прежде всего посещал свою мать. Таково было требование.
Валиде-султан приняла сына на террасе. На ней был цветистый парчовый кафтан, а весеннее солнце искрилось на вычурных узорах из перламутра и гранатов в ее волосах. Ей же эти безделицы были милее настоящих драгоценных камней.
– Мать. – Сулейман поцеловал ей руку. Он присел на диван подле нее, а одна из служанок поспешила за шербетами и розовой водой. – Ты в порядке?
– Мерзну сильнее, чем раньше. В моем возрасте ждешь не дождешься весны.
– Да не так уж ты и стара.
– Я бабушка, – сказала она. – Правда, внук у меня один-единственный. Не впечатляет.
Сулейман, закинув голову, залился смехом:
– Только не это, сколько можно-то?
– Я опечалена твоим легкомысленным отношением к страхам старухи-матери. – Отняв руку, она взяла ею отборную фигу из стоящей перед нею чаши с фруктами. – А что покоритель Родоса? Куда тебя призывает Диван нанести следующий удар?
– В этом году военных барабанов ты больше не услышишь. Мои генералы пока зализывают раны. Пройдет какое-то время, прежде чем они изготовятся снова выпустить когти.
– Ну а ты?
– Мысль о еще одной кампании претит моей душе, – сказал он, тяжело вздохнув.
– Султан, отказывающийся идти на битву под знаменем Мухаммеда, надолго в султанах не задержится. Янычары за этим проследят.
Сулейману вспомнились слова отца, которыми тот напутствовал его, отправляя в Манису на первый в его жизни официальный пост губернатора: «Если турок слезает с седла ради того, чтобы рассесться на ковре, он обращается в ничтожество».
Ну так отец-то его в ту пору был воистину дик нравом.
– Не нужно напоминать мне о моем долге ни перед ними, ни перед Аллахом. Но на этот сезон я сыт войной по горло.
– Долг султана лежит не только на поле брани.
Так вот в чем дело: первые слова матери должны были его насторожить. Им снова предстоит разговор о Гюльбахар.
– У Османов есть наследник, – сказал он.
– А что, если он занеможет? У султана должно быть много сыновей.
– Чтобы они друг друга поубивали после моей кончины?
Сулейман снова вспомнил об отце. Ведь Селим-султан недаром получил в народе прозвище Грозный, а начал свое правление со свержения с помощью янычар собственного отца, которого затем еще и отравили по дороге к месту ссылки. Затем он порешил еще и двух своих братьев, и восемь племянников, дабы никто не оспаривал его власть. И даже трех других собственных сыновей он повелел казнить, дабы не обременять самого Сулеймана столь грязным делом, как учинение расправы над родными братьями. Или сомневался, не тонка ли у его наследника кишка на это?
– У тебя есть долг.
– Он включает множество обязанностей.
– И ни единой из них тебе не должно пренебрегать.
– Но я счастлив с Гюльбахар.
– Не о счастье речь, а о наследниках по линии Османов.
Сулейман отвернулся и уставился на панораму минаретов и куполов поверх нагромождения деревянных домов над Золотым Рогом.
– На этот миг в доме Османов бьются лишь два сердца, – сказала валиде. – Этого мало.
– Чего ты от меня хочешь?