– Моему брату действительно нужна была та почка, Арлин. Если вдруг позвонят, мне нужно будет грамотно ответить на звонок. Разве я об этом не говорил?
– Эта отмазка не срабатывала еще в прошлом году. Иди отсюда.
Одновременно Гарфилд заметил, что в окне соседнего дома пара кухонных рукавиц оставила на подоконнике остывать дымящийся ореховый пирог. Гарфилд застыл. Где-то играла музыка: Барри Уайт пел «Никогда не брошу тебя». У него потекли слюнки.
– О, детка. Ты так восхитительно пахнешь сегодня! – сказал, вздыхая, Гарфилд.
Арлин ухмыльнулась.
– Думаешь, я так легко куплюсь на это? Я тебя умоляю...
Гарфилд облизнулся:
– Я боготворю тебя, моя любовь. Я мечтаю о тебе. Я робею и преклоняюсь перед тобой.
Арлин была ошарашена:
– Но, Гарфилд, я никогда раньше не слышала, чтобы ты перед кем-нибудь робел. Может, я недооценивала тебя, – смягчилась она. – Я не думала, что твои чувства так глубоки. Все это время я считала тебя просто самодовольным...
– О да, детка! Глубокие. Глубокое блюдо, расплавленный сахар. Р-р-р, и взбитые сливки сверху, – вид у Гарфилда был такой, как будто он сейчас упадет в обморок.
– Взбитые сливки? О, Гарфилд! Где же ты научился так красиво говорить? – глаза Арлин заблестели.
Гарфилд напрягся и приготовился бежать. Его хвост стал быстро дергаться из стороны в сторону, и кот вилял задом. «Я не могу жить без тебя ни минуты, – сказал он мечтательно. – Я хочу пирога. Мне нужен этот пирог. Я должен получить этот пирог».
Сопротивление было бесполезно. Отбросив всякую осторожность, Арлин громко мяукнула и приготовилась к кошачьим играм.
– А когда я закончу, – пропел Гарфилд, – я вылижу противень до блеска. – Он ринулся мимо застывших в ожидании усов Арлин, зачарованный доносившимися до него запахами плавленого сахара и теплой масляной корочки.
У Арлин отвисла челюсть.
– Эй?! Ты куда?!
А Гарфилд уже бежал к пирогу. Арлин закричала ему вслед:
– Ты самый эгоистичный, самовлюбленный кот в мире!
– Не злись на меня, потому что я красивый, – гордо сказал Гарфилд, перебегая улицу.
– Гарфилд, ты... НЕВЫНОСИМ! – она круто развернулась и понеслась прочь. И подумать только, я почти позволила этому толстому рыжему дураку поцеловать себя!
...Лука, ты НЕВЫНОСИМ! Сердитый доберман- пинчер дремал под открытым окном и видел во сне, что хозяйка была недовольна им, из-за истории с несколькими фунтами свежего сырого мяса, и тем, что она называла «компанией». Заскулив, он проснулся и увидел Гарфилда, приближающегося к его двору. Ага! Незваный гость! Я буду защищать свой дом. Хозяйка будет довольна. Очень важно порадовать хозяйку. Скуление Луки переросло в рычание, когда тот выскочил навстречу Гарфилду, оскалился и прижал уши. В его голове была всего одна мысль: «Должен! Охранять! Дорожку!»
Гарфилд спокойно бежал по направлению к сторожевому псу. Он уже много лет назад освоил всю арифметику цепи Луки со строгим ошейником. Единственное, что ему оставалось, – довольствоваться постоянством повседневной жизни. Собаки! И как только люди держат таких тупиц в своих домах и к тому же еще поручают им охранять свои владения, я не понимаю.
Блестящий черно-палевый пес героически прыгнул на последние шесть футов, чтобы встретить незваного гостя на границе своих владений. Гарфилд ускорился и медленно начал обратный отсчет: «Пять, четыре, три...»
Лука напряженно застыл на привязи в сантиметре от Гарфилда.
«М-м-м, мой отсчет идет к концу, – размышлял Гарфилд зевая. – Скоро мне понадобится помощь».
– Ты не на той стороне улицы, жиртрест, – Лука прищурил глаза и прорычал, оскалив зубы.
– А ты не на той стороне эволюции, Эйнштейн, но не мне об этом судить. – Гарфилд небрежно рассматривал свою лапу. – К тому же я не слишком толстый, я просто невысокий.
– Шути-шути, жирдяй.
– Не жирдяй, а полосатый кот.
Рычание Луки становилось все громче:
– Сейчас ты свое получишь. Я тебе задам!
Легкая усмешка играла на морде Гарфилда.
– Поверь мне, Лука, я и так получаю свое каждый день, – кот стал медленно прогуливаться по двору, обходя статуэтки уток, стоящие на лужайке. Лука шел за ним попятам, кипя от гнева и волоча за собой цепь. – Лука, ты хоть представляешь себе, насколько ты туп? Ты такой идиот, что тебе надо целую минуту думать, чтобы произнести одно «гав» после другого.
Доберман громко тявкнул.
– Но самый главный вопрос состоит в том, – продолжал Гарфилд, – как же я обдурю тебя на этот раз? – Он улыбался все шире и шире, проходя мимо статуэтки гнома. – Часто бываешь здесь? – промурлыкал он гному.