Известие о том, что восстание уже началось, сильно взволновало Гарибальди. Несколько дней назад он дал в Турине слово своим друзьям и соратникам— Франческо Криспи и Нино Биксио — стать во главе сицилийской экспедиции. Они умоляли его сделать это во имя спасения несчастной родины, наконец во имя жалости к населению острова. Гарибальди согласился, но с одним условием: к моменту отъезда он должен быть уверен, что восстание на острове еще не подавлено. В отношении оружия и денег главные надежды возлагались на «Комитет миллиона ружей», располагавший некоторой суммой. В людях также недостатков не было. Несколько тысяч человек ожидали только знака Гарибальди, чтобы без размышления кинуться в огонь и воду.
Волонтеры стекались отовсюду. Все с нетерпением ожидали, когда Гарибальди назначит срок отплытия.
Наконец он произнес долгожданное «Andiamob («Едем!»).
В ночь на 5 мая на улицах Генуи царило необычайное оживление. На перекрестках скоплялись кучки горожан, шептавших друг другу: «Отправление сегодня ночью». Отряды неизвестных людей торопливо и молча маршировали по улицам Генуи. Все они направлялись к воротам Пила. Биксио с группой товарищей совершили нападение на пароходы торговой фирмы Рубаттино — «Пьемонт» и «Ломбардо», стоявшие в порту, и завладели ими. (Это «нападение» было инсценировано не без молчаливого согласия владельцев фирмы Рубаттино). В полночь появился сам Гарибальди в пончо и красной рубашке, в нахлобученном на лоб сомбреро, вооруженный револьвером, кинжалом и саблей. Он вышел на набережную Кварты, и его тотчас окружила толпа волонтеров.
С оружием дело обстояло плохо. В фонд «Миллиона ружей» успели заготовить всего тысячу пятьсот ружей. Гарибальди послал в Милан для принятия этого оружия доверенных товарищей. К их изумлению, двери арсенала охранялись королевскими карабинерами, которые не позволили взять ни одного ружья.
— Чье это распоряжение? — спросили делегаты Гарибальди.
— Председателя совета министров Кавура.
Чувствуя, что новая экспедиция Гарибальди вызовет неудовольствие в Европе и, в частности, у его хозяина — Наполеона, Кавур делал все, чтобы иметь доказательства его противодействия предприятию Гарибальди.
Гарибальди охватила ярость. Но Лафарина вкрадчивым тоном заявил, что он «нашел выход из положения». Он предложил Гарибальди тысячу ружей и 8 тысяч лир деньгами. Другого исхода не было, и вместо прекрасного оружия, принадлежавшего комитету и оставшегося в Милане, пришлось взять ружья самого скверного качества.
«Скаредная щедрость высокопоставленных лисиц! — гневно восклицает Гарибальди в «Мемуарах». — Мои товарищи по битве расскажут, с каким жалким оружием они должны были сражаться под Калатафими против неприятелей, вооруженных прекрасными бурбонскимн карабинами».
Бертани принес чек в шестьдесят тысяч лир на Генуэзский банк. Но как реализовать его в такой поздний час? Он отправился на квартиру к знакомым коммерсантам и с трудом собрал тридцать тысяч франков наполеондорами.
Уже занималось утро. Трубы пароходов дымили. Все распоряжения были отданы. Звучным голосом Гарибальди скомандовал: «Avanti!» («Вперед!») Еще немного, и оба корабля превратились в два темных пятна на синей глади Лигурийского залива.
Утром 7 мая оба корабля бросили якорь у Таламоне, невдалеке от порта Сан Стефано и крепости Орбетелло. Гарибальди решил раздобыть здесь оружие для экспедиции и уполномочил полковника Тюрра отправиться в крепость Орбетелло. Комендант крепости майор Джорджини пришел в ужас, узнав, сколько оружия нужно Гарибальди и для какой цели. Но красноречивый, ловкий Тюрр сумел уговорить его, объяснив, что все это делается ради славы Италии, что его отказ может повлечь самые пагубные последствия, и Джорджини решился. Он лично отвез Гарибальди, пламенно желая увидеть этого великого человека, сто тысяч патронов, три полевых орудия и тысячу двести снарядов.
Заход в порт Таламоне имел и другую цель: здесь по приказу Гарибальди высадились шестьдесят добровольцев под командой Цамбианки, которым было поручено поднять восстание в Папской области. Гарибальди совершил большую оплошность, поставив во главе этой группы Цамбианки, бывшего жандармского полковника Римской республики 1849 года. Однако Гарибальди не столько рассчитывал на реальный успех действий Цамбианки, сколько пытался этим маневром отвлечь внимание от своей сицилийской экспедиции. Ради этого он опубликовал в Таламоне широковещательное воззвание «К итальянцам», призывавшее Мархию, Умбрию, Сабину, Рим, Неаполитанское королевство восстать, надеясь этим содействовать раздроблению враждебных сил.