Снегом порошит моя усталость,жизнь уже не книга,а страница,в сердце – нарастающая жалостьк тем,кто мельтешит и суетится.
В советах нету благодатии большей частью пользы нет,и чем дурак мудаковатей,тем он обильней на совет.
Крутой и трогательно чистый,весомо,явственно и внятноот нищих духом – дух мясистыйвитает в воздухе приятно.
Человек без тугой и упрямойсамовольной повадки в решенияхпостепенно становится дамой,искушенной во всех отношениях.
Саднит на душе,как ожог,тоска соучастия в спорахс обилием творческих жоп,весьма в извержении скорых.
Владыкой мира станет труд,когда вино польет из пушек,и разом в девственность впадутпятнадцать тысяч потаскушек.
Никуда не уйдя ни на чуть,мы все силы кладем на кружение,ибо верим не в пройденный путь,а в творимое нами движение.
Ты вечно встревожен,в поту,что в соку,торопишься так,словно смерть уже рядом;ты,видно,зачат был на полном скакукаким– то летящим в ночи конокрадом.
По ветвям! К бананам! Где успех!И престиж! Еще один прыжок!Сотни обезьян стремятся вверх,и ужасен вид их голых жоп.
Я уважаю лень за то,что в ее бездейственной тишиживую мысль питает почвамоей несуетной души.
Сказавши,не солгав и не похвастав,что страху я не слишком поддаюсь,не скрою,что боюсь энтузиастови очень активистов я боюсь.
Я прожил жизнь как дилетант -ни в чем ни знаний,ни системы,зато писал я не диктант,а сочинение без темы.
Чтобы вдоволь радости отведатьи по жизни вольно кочевать,надо рано утром пообедатьи к закату переночевать.
Гниенье основ – анекдота основа,а в нем стало явно видней,что в русской комедии много смешного,но мало веселого в ней.
Вкушая бытия густой напиток,трясясь по колее,людьми изрытой,я понял,что серьезности избыток -примета недостаточности скрытой.
У тех,в ком унылое сердце,и мысли – тоскою мореные,а если подробней всмотреться,у бедных и яйца – вареные.
О чем хлопочут червяки?Чего достигнуть норовят?Чтоб жизней их черновикив питоны вывели червят.
Не жалею хмельных промелькнувших годов,не стыжусь их шального веселья,есть безделье,которое выше трудов,есть труды,что позорней безделья.
Этот тип – начальник,вероятно:если он растерян,огорошен,если ветер дует непонятно -он потеет чем-то нехорошим.
Подпольно,исподволь,подспудно,родясь,как в городе – цветы,растут в нас мысли,корчась трудносквозь битый камень суеты.
Творимое с умом и не шутябезделье освежает наши души;с утра я лодырь,вечером – лентяй,и только в промежутке бью баклуши.
Уже с утра,еще в кровати,я говорю несчетный раз,что всех на свете виноватей -Господь,на труд обрекший нас.
Как ни туманна эта версия,но в жизни каждого из насесть грибоедовская Персияи есть мартыновский Кавказ.
Лишь тот вполне благочестив,кто время попусту не тратил,а смело пояс распустив,земной отведал благодати.
Расчетлив ты,предусмотрителен,душе неведомы гримасы,ты не дитя живых родителей,а комплекс компаса и кассы.
Чуждаясь и пиров,и женских спален,и быта с его мусорными свалками,настолько стал стерильно идеален,что даже по нужде ходил фиалками.
О равенстве мы заняты заботами,болота и холмы равняем мы;холмы когда уравнены с болотами,становятся болотами холмы.
Так привык на виду быть везде,за престиж постоянно в ответе,что закрывшись по малой нужде,держит хер,как бокал на банкете.
Живи,покуда жив. Среди потопа,которому вот-вот наступит срок,поверь – наверняка мелькнет и жопа,которую напрасно ты берег.
Мужчины – безусловный авангардвсех дивных человеческих затей,и жаль,что не умерен их азартношением и родами детей.
Так ловко стали пресмыкатьсясейчас в чиновничьих кругах,что могут с легкостью сморкатьсяпосредством пальцев на ногах.
Сколько света от схватки идей,сколько свежести в чувственной гамме,но насмотришься сук и блядей -жирно чавкает грязь под ногами.
Над злой тоской больниц и тюрем,над нашей мышьей суетой,дымами труб насквозь прокурен,витает вряд ли дух святой.
Я чужд рассудочным заботами очень счастлив,что таков:Бог благосклонен к идиотами обожает мудаков.
Есть люди – прекрасны их лица,и уровень мысли высок,но в них вместо крови струитсягорячий желудочный сок.
Погрязши в тупых ежедневных делахи в них находя развлечение,заблудшие души в блудливых телахтеряют свое назначение.
Очень жаль мне мое поколение,обделенное вольной игрой:у одних плоскостопо мышление,у других – на душе геморрой.
Пора! Теперь меня благословив путь осени,дождей и листопада,от пламени цветенья и любвидо пепла увяданья и распада.
Дана лишь тем была недаромтекучка здешней суеты,кто растопил душевным жаромхоть каплю вечной мерзоты.
Мы все умрем. Надежды нет.Но смерть потом прольет публичнона нашу жизнь обратный свет,и большинство умрет вторично.
VI. Кто томим духовной жаждой,тот не жди любви сограждан
Человек – это тайна,в которойзамыкается мира картина,совмещается фауна с флорой,сочетаются дуб и скотина.
Взрывы – не случайный в мире гость;всюду то замедленно,то быстровоздух накопляет нашу злость,а она – разыскивает искру.
По странам и векам несется конница,которая крушит и подчиняет;но двигатель истории – бессонницау тех,кто познает и сочиняет.
На безрассудства и оплошностия рад пустить остаток дней,но плещет море сытой пошлостио берег старости моей.
Глядя,как играют дети,можно быть вполне спокойным,что вовек на белом светене пройдут раздор и войны.
Когда усилия наукипрольют везде елей и мед,по любопытству и со скукивсе это кто-нибудь взорвет.
Служа истории внимательно,меняет время цену слова;сейчас эпоха,где романтиказвучит как дудка крысолова.
Весомы и сильны среда и случай,но главное – таинственные гены,и как образованием ни мучай,от бочек не родятся Диогены.
Бывают лица – сердце тает,настолько форма их чиста,и только сверху не хватаетот фиги нежного листа.
Душой своей,отзывчивой и чистой,других мы одобряем не вполне;весьма несимпатична в эгоистахк себе любовь сильнее,чем ко мне.
Когда сидишь в собраньях шумных,язык пылает и горит;но люди делятся на умныхи тех,кто много говорит.
Всегда сильней и выше песенник,и легче жить ему на свете,в ком веселей и ярче висельник,всегда таящийся в поэте.
Воспев зачатье и агонию,и путь меж ними в мироздании,поэт рожден прозреть гармониюв любом и всяком прозябании.
В стихах моих не музыка живет,а шутка,запеченная в банальности,ложащаяся грелкой на живот,болящий несварением реальности.
Нельзя не злясь остаться прежнимурчаще булькающим брюхом,когда соседствуешь с мятежнымсмятенно мечущимся духом.
Жрец величав и строг. Он ключот тайн,творящихся на свете.А шут – раскрыт и прост. Как луч,животворящий тайны эти.
Владыка наш – традиция. А в ней -свои благословенья и препоны;неписанные правила сильней,чем самые свирепые законы.