Рядовой Андреас Лоренц сидел сзади на телеге с бочкой и безразлично смотрел на пленных русских. Какие же они все таки одинаковые эти пленные, что французы, что югославы, что греки, что эти русские. Идут скопом как бараны на убой. Лоренц в конвойной команде был самым опытным. Он воевал еще во Франции, был в разведывательном взводе и ездил на мотоцикле до случая, когда они поймали офицера лягушатника который поведал начальству, что в зоне их ответственности есть армейские склады и кроме всякого барахла, там большие запасы ГСМ (горюче смазочных материалов), с которым тогда у них были проблемы. Служба тыла просто не успевала за ними, к тому же этот, любитель лягушек поведал, что охрана складов составляет всего один взвод и тот из новобранцев. К тому же они должны выдвинутся на защиту рядом находящегося городка. Вот около этих складов их оперативная группа и нарвалась на засаду в которой погиб их водитель весельчак Феликс Бергман, а сам Андреас почти ничего не помнит. Помнит как затряслась земля, смутно помнит голоса явно не французы разговаривали. Лоренц сам из Рура у них было много французов, что они говорят он не понимает, но их речь от другой он отличить сумеет. Так вот говорили не французы, говорили как не странно звучит — по русски. Русскую речь Андреас слышал у них соседи беженцы с Красной России и как они говорят Лоренц знал и это была точно речь русских… но ему никто не верил, даже побывавший в том бою. Даже боевой командир ефрейтор Эрих Дитрих. Его уверяли, что это были галлюцинации и ничто иное. Ему говорили, что тех кто на них напал потом поймали и уничтожили, а доказательством были фотографии на которой была запечатлена их трагедия, их разбитая колонна и погибшие камрады. А вот спросить для чего французы их раздели было не у кого. Ребята так разозлились, что пленных не брали. Очнулся он тогда после взрыва совершенно голый в одной каске, которую с него не сняли из-за того, что она была окровавлена и простреляна. Он получил скользящее ранение головы и сильную контузию, но выжил. С него потом долго смеялись обзывали «голый Лоренц». Из-за частых головных болей его перевели в конвойную команду и вот он в России конвоирует русских. Телега подскочила на кочке и что то очень сильно толкнуло его в плечо, да так, что он упал на землю и кратковременно потерял сознание. Очнулся он от того, что кто то снимал с него одежду и разговаривали снова на русском, может наваждение?
— Егор смотри это никак тот же, которому ты во Франции каску прострелил… вона и рисунок на плече, крест такой же и поди снова живой, ранен только.
— Точно он. Вот живучий какой скотина… не порядок. Командир узнает — сердится будет и заругает. Добить его Андрюха нужно, — а сам стал оглядываться, не смотрит ли кто в их сторону, не видит ли их оплошность.
— Вот буду я еще на него пулю тратить, — тихо сказал сам себе Андрей и ударил немца штыком как учили в грудь, в сердце, — так и тихо и наверняка, продолжил он вытирая кровь.
Квадрокоптер второй час вел наблюдение за продвижением колонны советских военнопленных. Сначала их было немного, человек 50–70, потом, по мере продвижения к ней начали добавляться еще и еще и в результате колонна военнопленных изрядно выросла, что не сказать об охране. В среднем, на одного конвоира приходилось человек 40–50 пленённых советских бойцов, которые даже не делали попытки бежать, хотя куда тут бежать, вели их дорогой, по которой то и дело продвигались наступающие войска вермахта, не то чтобы сплошным потоком, но достаточно много, если хвост одной колоны скрывалась за спиной, то вскорости впереди показывалась голова другой колонны.