– Привет, малышка, – как ни в чем не бывало произнес он, поворачиваясь к Джейн.
– Привет. Что это ты делаешь с потолком?
Калеб посмотрел на прибитые ячейки, потом почесал в затылке.
– Однажды я посмотрел фильм «Хладнокровный Люк». Меня потрясло количество яиц, съеденных Полом Ньюманом. Собрался дотянуть до его рекорда. А оставшимся картонкам решил найти применение.
Джейн молча смотрела на Калеба, пытаясь понять, не рехнулся ли он.
– Не волнуйся. Я пошутил.
Калеб швырнул степлер на кровать и слез со стремянки.
– Надеюсь, ты не приняла мою шутку всерьез?
– Нет, конечно! – засмеялась Джейн. – Удивляюсь, как это ты узнал про «Хладнокровного Люка». Этот фильм появился еще до твоего рождения.
– И до твоего тоже, – заметил Калеб, целуя ее в макушку. – А сейчас я приглашаю тебя на экскурсию по квартире. – Он повел Джейн в гостиную. Окно закрывали новенькие синие занавески. – По-моему, неплохая защита от послеполуденного солнца.
– Не припомню, чтобы в гостиной было так прохладно.
– Конечно, – горделиво улыбнулся Калеб. – Ведь раньше у нас не было вот этой штучки. – Он отдернул занавеску.
Джейн увидела кондиционер, крепящийся к окну. Калеб успел его установить, включить и отрегулировать, и теперь кондиционер гнал в комнату прохладный воздух.
– Я люблю тебя. – Она обняла Калеба. – Люблю. Люблю.
– Подожди. Я тебе еще не все показал. – Он снова повел Джейн в спальню и кивнул на повешенные там занавески: – Специально выбирал плотную ткань, которая бы гасила звуки с улицы. Картонки – не самое лучшее украшение для потолка, зато из них получается неплохая звукоизоляция. У мистера Зиглера их скопилось до чертиков. Когда-то он на Пасху вздумал торговать яйцами. А теперь у нас есть еще и это.
Калеб подошел к ее стороне кровати и включил аппарат звуковой терапии. Спальня наполнилась звуками океанского прибоя. Джейн вдруг представила, как они с Калебом сидят на тропическом побережье, слушая голос волн и потягивая пина-коладу. Наверное, она и тогда была бы менее счастлива, чем сейчас.
– А если тебе надоест шум прибоя, там еще есть тропический ливень, птичье щебетание и даже водопад.
Калеб выключил аппарат и с надеждой посмотрел на Джейн. Это был его способ извиниться за вчерашнее. Он ждал, не зная, примет ли она его извинения.
«Это не ему, а мне нужно извиняться», – подумала она. И не только пончиками.
– Какая замечательная игрушка! – воскликнула Джейн. – И все замечательно. Ты преобразил квартиру. Спасибо, Калеб.
Калеб крепко обнял ее своими сильными руками. Объятие было долгим, а когда он разжал руки, Джейн увидела, что у него улыбаются только губы. Глаза оставались печальными.
– Прости меня, Джейн. Мне стыдно, что я вчера сорвался и накричал на тебя. В такие моменты я похож на своего отца, и мне это противно. Обещаю, что впредь постараюсь сдерживаться.
Джейн покачала головой:
– По правде говоря, это я должна просить у тебя прощения. Начнем с того, что я не имела права капризничать по поводу жилья. Ты так добр ко мне, пока я ищу работу, ты даже не заикаешься о моей доле за аренду. Но больше всего мне стыдно, что я вмешалась в твое творчество. Без твоего ведома послала клип на это дурацкое шоу. Ты меня простишь?
Калеб ответил не сразу. Он стоял, пристально глядя ей в глаза, потом тихо сказал:
– А я решил туда пойти.
– На прослушивание? Это не шутка? Ты действительно пойдешь?
– Действительно пойду, – кивнул он.
– Что заставило тебя передумать? – удивилась Джейн.
– Помнишь, ты рассказывала мне про свою подругу Грейс? Вы с ней ездили в Париж, и там она тебя спросила: «Что бы ты сделала, если бы не боялась?» За точность не ручаюсь, но смысл такой.
Джейн кивнула. Она хорошо помнила тот разговор.
– Вот и я задал себе тот же вопрос: что бы я сделал, если бы не боялся? Я бы пошел на прослушивание. Ты была права: я ничего не теряю. Попаду ли куда-то, откроет ли меня кто-то или все окончится формальным «спасибо», – это ведь ничуть не изменит ни меня, ни мое творчество.
Джейн взяла его лицо в ладони и прильнула к его губам. Поцелуй был медленным и долгим.
– Я люблю тебя, Калеб. Ты мудрый и сексуальный мужчина. Я люблю тебя.