Главное – чтобы не вылезла кровожадная личность Александра, и он не ударил Маркуса, иначе не сможет остановиться, продолжая избивать этого обсоса до самой смерти. Тогда его репутация не сможет улучшиться в кругах общества.
– Что за бред ты несёшь?
Что!?
Я смотрю на парня, приближающегося к нам. Он был зол. Джае не так. Парень был в ярости.
– Что за цирк тут развёл, сопляк? – злым тоном огорошил Нейтон, встав рядом со мной, – Такой бастард не смеет даже рта раскрывать на мою сестру, – грозно шикает брат, – То, что ты сын Тайлера Эйтона не делает тебя пупом земли, – Маркус зло шипит на него.
Что происходит? Это часть плана Ньюмана? Но я точно помню, что Нейт не должен был играть в этом никакую роль. Неужели, Александр включил его во всю эту Санта-Барбару?
Бастард… правда, что ли?
Позади прошёлся шепоток среди присутствующих по поводу моей родословной и родственной связи с Нейтоном.
– Всё, что ты сейчас высказал, не имеет к сестре никакого отношения! – брат жестом подзывает к себе человека из толпы, который несёт какую-то папку, – Изнасилование несовершеннолетней, употребление, хранение и подсаживание других лиц на наркотические вещества, похищение людей, насилие, воровство, постановка автомобильной аварии, убийство многих людей, откуп от полиции и властей, взяточничество, взрыв компаний, терроризм… и это только в Японии… А и еще ты только что пытался ударить мою маму, находясь под наркотиками, я прав? Все в этом помещении – свидетели… Месть не даёт тебе прав воздействовать на мою сестру так, как угодно, тебе… С этого моменты ты арестован.
Он говорил это так громко, так уверенно, будто и не боялся вовсе, будто делает это не в первый раз, будто реально является полицейским…
***
– Как-то это неправильно… – шепчу, уткнувшись в сильную грудь Алека, продолжая кружиться в танце, потеряв все свои силы на подавление того жуткого страха.
– Что именно?
Он ведёт.
– Семья Эйтон, благодаря своему сыночку, лишилась своего статуса, их репутация была разрушена им. Уверена, кто-то из полиции, что прибыла тогда, рассказал хоть крупицу информации прессе, которая ждёт всех под зданием, поэтому все вести быстро распространились уже… Но он сбежал от полиции, а мероприятие продолжается, и мы танцуем прямо посреди зала…
На мои слова он усмехается, кружа меня и привлекая ещё ближе, восхищая всех присутствующих, той неистовой эстетикой нашего танца, что царила в нас самих.
После всего этого люди поутихли и вновь вернулись к своим светским беседам, будто происходящее здесь не более, чем будни. Единственное, что изменилось – их взгляды на Алека. Казалось, теперь они перестали вешать на него ярлык “сын наркоманки”. Не понимаю я их…
– Ты молодец, – парень в поклоне целует мою руку, а я слегка присаживаю в книксене под конец музыки, – Не думал, что сможешь его так осадить.
– Так я же в твоём понимании слабая.
Я беру его под предложенную руку, мы направляемся наконец к парочке, с которой уже давно хотела встретиться. Они притаились у дальнего столика с закусками, обсуждая произошедшее полчаса назад.
– Оливка, – Алек поднял руку в знак приветствия, стоило нам приблизиться.
Высокая стройная девушка в восхитительном бежевом длинном платье, держащимся на груди, с плиссированной юбкой, скрывающей туфли. Ее лицо покрывали веснушки. Глаза горели нежным зелёным оттенком, создавая некий эффект таинственности. А прекрасные длинные локоны в исполнении необычайно рыжего цвета заменяли ей мою корону.
– Тц, – щёлкает девушка языком, меняясь в лица, – Когда ты перестанешь меня так звать уже… – она закатывает глаза на очередную шутку Алека и переключает внимание на меня, – Привет, я Оливия. Оливия Тонкс, – её худая рука тянется ко мне, а лицо приобретает жизнерадостный оттенок.
– Наоми… – я пожимаю ей руку.
– Знаю, – перебивает, – Нейтон и мой брат очень много о тебе рассказывали, верный талисман Фенриров и свет в жизни Алекса, – она смеется.
– Не смущай ее, Оливка…
Глава 23
Одинокая, сводящая когда-то с ума боль, полная отвращения и презрение, но уже не к самой себе, а к этому человеку, глушила все остальные чувства, топя в непроглядной тьме. Меня подавили настолько, что моё тело не чувствовало ничего: ни касаний, ни ударов, ни порезов. Я просто была… Существовала…
Меня ломали снова и снова, чтобы наконец довести это дело до конца – сделать бездушной оболочкой, способной принять всё…
И в этой непроглядной тьме однообразия, наполненной умиротворенной пустотой, сравнимой со смертью, чей-то чертовски обеспокоенный голос режет слух, вырывая меня из пелены покоя в ужасающую реальность: