— Да уж, — вздохнула Даша.
Они ушли, а Саша остался. Забытая монета валялась на столе.
— Забери, — буркнула Даша, — видеть ее не могу. Все из-за нее!
Она понимала, конечно, что все это неправда, что монета ни при чем, но Саша не стал возражать и спрятал монету в карман.
— Она тебе не нужна? — спросил он.
— Не нужна, я искала бабушкину шкатулку, а не ее.
— И деньги не нужны?
— Деньги? — очнулась Даша. — Черт побери, деньги нужны! И немедленно! Столько расходов предстоит, а у меня сто рублей в кошельке.
— Ну, на первое время я денег дам, — протянул Саша, — потому что покупателя на монету трудно так быстро найти. Потом проблем с деньгами не будет.
— Ужас какой! — Даша закрыла лицо руками. — Я так спокойно обо всем говорю…
— А я на что? — Саша погладил ее по волосам. — Можешь плакать у меня на плече сколько хочешь, можешь рассчитывать на меня полностью…
— Нет уж! — Даша отвела его руку. — Плакать я больше не буду.
— Ну и хорошо, — покладисто согласился Саша.
В канун старого советского праздника Седьмого ноября, который в последнее время получил не очень вразумительное наименование День примирения, Варвара Васильевна Хряпина вышла во двор неторопливой гордой походкой обеспеченного человека, чтобы дать возможность всей дворовой общественности в полной мере оценить ее обнову.
На Варваре Васильевне было изумительное голландское пальто из черной ворсистой ткани с пушистым меховым воротником.
В городе необычно рано похолодало, и Варвара Васильевна блаженствовала, кутаясь морщинистым лицом в благородный мех.
— Гуманитарная помощь! — гордо произнесла она на невысказанный вопрос соседок и неспешно двинулась к магазину под их завистливыми взорами.
Немного отойдя, остановилась, повернулась и добавила:
— Вспомнили наконец о пожилом человеке. А вы в собес-то позвоните, поинтересуйтесь — может, и вам чего дадут. Ну не пальто, конечно, но, к примеру, кофточку какую — тоже хорошо!
Так среди пенсионеров этого двора впервые проявились ростки социального неравенства.