Надо было поесть и подумать о ночлеге. Конечно, можно было просто открыть тушенку и переночевать в машине. Но слишком весело сверкала вода, и слишком мало выдохся коньяк — и Гранцов, почувствовав прилив сентиментальности, отправился навестить брата Гошу.
Получая паспорт, Гошка неожиданно для всех выбрал материнскую фамилию. Уже в шестнадцать лет он думал о своем журналистском будущем, и не прогадал. Звучная и запоминающаяся фамилия оказалась очень удобной, когда он стал работать в газете. Его коллеги прикрывались безликими подписями типа «Семенов» или вообще «Иванов», и только Гошка обходился без псевдонима.
Игорь Андреевич Добросклонов еще при социализме неустанно защищал преимущества системы свободного предпринимательства (в кухонных ночных посиделках, а не на газетных полосах). Он доказывал, что мир социализма не рухнет, если одесская клубника, привезенная стюардессой в Мурманск, будет продана там чуть-чуть дороже. То же самое с цветами, джинсами, книгами, нефтепродуктами, суперфосфатом и т. д. Неудивительно, что как только Добросклонов вышел из партии, он тут же включился в международное движение коммерческих посредников, используя старые связи с братскими редакциями.
Гранцов не слишком внимательно следил за гошкиной карьерой, замечая только видимые перемены. После «москвича» Добросклонов пересел на «девятку», потом на «рекорд», а в последнее время ездил на «вольво». Иногда при встрече он казался затравленным и растерянным, ругал «систему» и собирался уехать в Штаты. Это означало очередной спад в бизнесе или внеочередной «наезд» со стороны бандитов или государства. Но потом все как-то налаживалось, и он снова был насмешлив, циничен и уверен в себе. Обычно такие кризисы кончались продажей машины, а выход из пике сопровождался покупкой новой.
Добросклоновский офис занимал первый этаж рабочего общежития. Причем самому Гошке офис был не нужен — он просто сдавал его в аренду то одной, то другой фирме, каждый раз немного повышая цену. Чем занимались эти фирмы, откуда они появлялись и куда исчезали — не имело никакого значения для Добросклонова и уж тем более для коменданта этого общежития, которому Гошка платил регулярно, причем наличными.
На стоянке у офиса не было ни «вольво», ни даже «москвича». Гранцов нажал кнопку звонка.
— Сантехника вызывали?
— Вызывали, вызывали! — раздался голос Добросклонова из домофона. — Димка, ты один?
— Похоже на то.
— Заходи быстрее.
Гошка сидел перед компьютером. Преуспевающий предприниматель сегодня был небрит, взъерошен и мрачен.
— Есть будешь? — спросил он.
— Еще как!
Из кухни вышла миниатюрная женщина с подносом.
— Знакомьтесь, — сказал Добросклонов. — Это Вадим, это Регина. Это картошка.
— У меня есть тушенка, — вспомнил Гранцов. — И коньяка немного.
— О! Мясо! — воодушевился Гошка. — Регина, чего ты смеешься?
— Я не смеюсь. Просто получается какое-то офицерское гуляние. Не хватает только шпрот.
— Забыл тебя предупредить, Вадим. Регина Казимировна — жена офицера.
— Бывшая, — спокойно поправила она.
— А Вадим как раз бывший офицер, — сказал Добросклонов. — Ребята, выпьем за вас.
— Есть предложение, — сказал Гранцов. — Сначала обрисуем ситуацию, потом поставим задачи, потом выпьем, а потом я лягу спать. А если мы выпьем прямо сейчас, то я, соответственно, и засну у вас на глазах. Не отходя от кассы.
Регина и Добросклонов переглянулись.
— Только не драматизировать, — попросил Гранцов. — Я сегодня уже выполнил норму по стрессовым ситуациям.
— Ладно, — сказал Гошка. — Не будем драматизировать. Ситуация такая. Мы как бы заложники…
Глава 3. Заложник, брат заложника
Гранцов давно заметил, что жизнь не состоит из черных и белых полос, как это кажется недалеким оптимистам. Жизнь состоит из бомбежки и пауз. Главное — вовремя услышать свист самой первой бомбы, нырнуть в окоп и терпеливо выжидать.
Под настоящую бомбежку Гранцову попадать не доводилось. Что это такое, сполна узнала его мать — девчонкой, в Сталинграде — и, наверно, что-то там отложилось в ее генах, да и передалось по наследству.
Впрочем, случалось и Гранцову бывать под огнем. К тому же под огнем своих, а это еще хуже, чем под вражескими пулями. Свои бьют точнее.