Кроме Гранцова и Керимова, на базе подрабатывали банщиками еще двое гражданских. Они приезжали по четвергам, помогая обслуживать гостей в самое горячее время, и уезжали в воскресенье. Мужики они были надежные, но в прошлый четверг почему-то оба не появились. Хорошо еще, что гостей не было. Тем не менее, Поддубнов намеревался провести с мужиками воспитательную работу, как только они появятся. (Для воспитательных целей на базе имелся дровяной сарай с запасом дубовых поленьев, которые и предлагалось колоть воспитуемым.)
Вадим Гранцов не успел включить компьютер, как в дежурку зашел Поддубнов.
— Я тут в город звонил. Ни хрена не понял. Пропали наши банщики. Один вообще не отвечает, у второго какая-то баба все время трубку поднимает, — сказал он. — Надо, думаю, в город ехать. Если мужики оба ушли в запой, найдешь им замену. Если уже вышли из запоя, скрутишь и привезешь сюда, до субботы очухаются. А в субботу у нас тут будет целая толпа народу. Втроем просто не справимся.
— То есть ехать придется мне, — уточнил Гранцов.
— Есть другие кандидатуры?
— Вроде у тебя завтра тренировка? Мог бы, в принципе, по дороге заглянуть, разобраться.
— Завтра поздно будет, — сказал Поддубнов. — Так что поедешь ты. Но учти. В субботу утром ты мне нужен в бане. Ты и еще двое.
— Ладно, — сказал Гранцов. — Тогда еду прямо сейчас, на шестичасовой электричке. Кстати, успею в контору, там и переночую, отработаю должок перед сменщиками.
— Никаких электричек. Возьмешь генеральский «уазик», — сказал Поддубнов. — На обратном пути не забудь газет с кроссвордами. И хлеба хорошего купи в центре.
— Все понятно, — сказал Гранцов. — Только имейте в виду, товарищ старшина: у меня ни копейки денег. Во-вторых, штаны. Кончились штаны. Доехать-то я доеду, но из машины выйти не смогу.
— Я ж тебе выдавал комплект совсем недавно!
— Выдавал, — согласился Гранцов. — Ровно год назад.
Старшина скрипнул зубами и достал ключи от вещевого склада. Через полчаса Гранцов стоял перед зеркалом в новеньком камуфляже, придирчиво одергивая куртку и подтягивая брюки.
— Вылитый полевой командир, — заметил Поддубнов. — Моджахед. И в кого ты такой черный у нас? Надо бы тебя перекисью водорода побелить, что ли.
— Перекисью? Аллах с тобою, Борис ибн Макарыч, — Гранцов пригладил черные, с проседью на висках, волосы. — Лучше пусть меня принимают за моджахеда, чем за голубого.
Он и вправду был похож скорее на араба или турка, чем на коренного русака. От матери-волжанки, поповской дочки, он унаследовал только широкие скулы и скрытую богобоязненность. Все остальное досталось ему от отца, донского казака — карие глаза, орлиный нос и вредный характер. В училище ему поначалу пришлось изрядно вытерпеть от сержанта-хохла, который не переваривал «черножопых», особенно с русскими фамилиями. Зато все голубоглазые и статные однокашники Гранцова остались служить в Союзе, и многие отправились на Дальний Восток, а он, чернявый — на Ближний.
— Если застрянешь на ночь, позвони, — предупредил Поддубнов. — И без банщиков не возвращайся. Живые или мертвые, они нам нужны в субботу. Вопросы есть? Вопросов нет.
Заодно со склада были прихвачены традиционные сувениры, которые принято было дарить городским обитателям: тушенка из солдатского пайка и коньяк из офицерского.
Из автопарка базы на ходу оставались три машины — «Урал», «уазик» и «ситроен». На «Урале» Гранцов обычно доезжал до станции, а там пересаживался на электричку. На «ситроене», который остался от иностранных владельцев, ездил сам Поддубнов. Садясь за руль, он не забывал процитировать Наставление по индивидуальной гимнастике для командиров РККА: «Работающий орган развивается, лишенный работы — хиреет», и отправлялся к одной из своих подружек.
«Уазик» же выпускали из гаража только в особых случаях — например, когда возили на охоту очень дорогих гостей. Это была безотказная и крепкая машина, но ужасно прожорливая. По крайней мере, так считал Поддубнов, с тяжелым вздохом выдавая Гранцову еще и две полные канистры.
Выехав с грунтовой дороги на шоссе, Вадим Гранцов остановился на мгновение, зажмурился и покрутил головой. Так он делал всегда, отгоняя опасное ощущение животного счастья. Что ж, чем не счастье — сыт и свободен, в чистой одежде, на исправной машине, и всего через час езды по хорошей дороге он будет в Питере!