— Но... — начала было Эльгита.
— Я неясно выразился?! — Гарольд смерил жену холодным взглядом. Та поджала губы и сочла за лучшее промолчать, ибо почувствовала, что этот разговор может плохо кончиться.
Меж тем Эйнар сидел ни жив ни мёртв, не зная, как реагировать на шутки, сыпавшиеся на него со всех сторон. Эрл Сигевульф, похлопав его по плечу здоровенной ручищей, добродушно подбодрил:
— Не смущайся, друг! Дело житейское!
И в тот момент, когда несчастный Эйнар попытался было проглотить кусок мяса, эрл ехидно заметил:
— Юношам надо есть побольше мяса. Чтоб были силы любить девушек!
Эйнар, чуть не подавившись, залился ярким румянцем, а окружающие снова захохотали. Тем временем король пришёл на помощь датчанину.
— Эй, Сигевульф! Оставь гостя в покое! — прикрикнул он. — И смотри не лопни от обжорства!
Гигант удовлетворённо помял тугой живот и ответил:
— Мой король, здесь ещё много свободного места. — Он громко рыгнул и закончил: — В сытом теле крепкий дух.
— Не богохульствуй, сын мой! — назидательно заметил архиепископ Стиганд, но подвыпивший сеньор пропустил его слова мимо ушей.
— Мой король! — заорал он. — Посмотри на своего еврея! Он так мало ест, что его можно перешибить одним взглядом!
Соломон действительно ничего не ел. Вера отцов запрещала ему прикасаться к «нечистой» пище. Он лишь пил родниковую воду, налитую в его кубок. Гарольд разрешил ему питаться отдельно, теперь же лекарь делал вид, что участвует в общем застолье. Услышав реплику эрла, Соломон смутился и не нашёл что ответить.
— Оставь его, Сигевульф, — попытался урезонить буяна граф Гюрт. — Лучше съешь вот эту сочную поросячью ножку.
Однако Сигевульф не унимался, ему хотелось «разрядки» после напряжённого дня.
— Соломон! — крикнул он. — Полагаю, у твоего Бога есть куда более важные дела, чем следить за тем, что ты ешь и пьёшь!
Еврей побледнел, недобрый огонь зажёгся в его глазах.
Однако он не посмел вступить в перебранку со столь знатным сеньором, да ещё в присутствии своего повелителя.
— Так что, Соломон? — продолжал издеваться толстяк. — Не хочешь ли отведать этой аппетитной ножки?
— Эрл Сигевульф! Ты сидишь за королевским столом! — вступился за Соломона Рагнар.
— А ты, любезный Рагнар, попридержи свой язык! Или я быстро укорочу его! — побагровел вельможа.
Король, почувствовав, что назревает ссора, поспешил вмешаться.
— Тихо, петухи! За моим столом не бывать сварам!
— Никто не смеет указывать мне, эрлу Сигевульфу! — спесиво воскликнул толстяк. — Даже король! Мой род один из самых древних! А ты, Гарольд, лишь первый среди равных!
— Не забывайся, Сигевульф, если не хочешь, чтоб твой род внезапно пресёкся! — ледяным тоном произнёс король. Взгляд его был холоден и суров. Эрл набычился, но, не выдержав, отвёл глаза. Хмель слетел с него, ища поддержки, он обвёл взором сотрапезников, но повсюду натыкался на осуждающие лица.
— Нашли время ссориться, когда враг стоит у порога! — сердито проворчал Гарольд. — А ну-ка пожмите друг другу руки и осушите рог за дружбу!
По знаку короля Рагнар подошёл к эрлу, который пыхтел как кузнечный мех.
— Не упрямься, Сигевульф. Неужели ты забыл о нашей старой дружбе? — усмехнулся Гарольд.
— Так и быть. Только из уважения к тебе, мой король! — сдался Сигевульф. Он тяжело поднялся и протянул свою лапищу Рагнару, тот обхватил её не менее огромной кистью и сжал как тисками. Толстяк напряг руку, но с Рагнаром ему было не совладать.
— Тише ты! Раздавишь! — поморщившись, проворчал эрл. Рагнар ослабил хватку и отпустил руку.
Сигевульф растёр занемевшую кисть. Затем, не глядя на Рагнара, поднял рог, пригубил немного и передал королевскому телохранителю, тот осушил рог до дна.
— Вот и прекрасно, — удовлетворённо произнёс король.
Чтобы окончательно разрядить обстановку, граф Гюрт встал, поднял кубок и громко крикнул:
— Да здравствует наш мудрый король Гарольд!
— Да здравствует король! — загремело над столами.
Трапеза вернулась в спокойное русло. Застучали ножи, разрезая мясо, захрустели кости на крепких зубах, забулькал эль. Все устали от треволнений и обильной пищи, и разговор постепенно стихал. Саксы стали клевать носами над заваленными объедками столами.
Гарольд встал и попрощался с сотрапезниками. Перед уходом он обратился к жене:
— Простите, миледи, если обидел вас. Я погорячился.
— Ничего страшного, мой супруг. У вас был трудный день, — ответила леди Эльгита.
— В таком случае хороших вам снов, — кивнул на прощание Гарольд и направился к выходу. Леди Эльгита проводила его взглядом, в котором сквозили боль и любовь, и вместе с дочерью тоже покинула зал.
Тем временем Рагнар проверил посты, после чего вошёл в королевскую опочивальню, расстелил плащ на полу у двери и улёгся. Что касается приближённых, то они, негромко беседуя, расходились по отведённым им покоям. Оруженосцы, дружинники и слуги укладывались прямо в обеденном зале на разбросанных там и сям тюфяках и кучах соломы. Жизнь в замке затихла, тяжёлый день остался позади.
Глава 21
НОЧНЫЕ ВИДЕНИЯ
Королева теней — ночь раскинула своё чёрное бархатное покрывало, погрузив замок во тьму. Внезапно из-за туч выглянула полная луна, и её призрачный таинственный свет озарил человека, стоявшего на смотровой площадке главной башни. Волосы его, выбивавшиеся из-под небольшой шапочки, отливали серебром, то был еврей Соломон. Дрожа от холода, лекарь изучал расположение звёзд на небосводе, используя для этих целей какой-то странный прибор, отдалённо напоминавший мачту корабля в миниатюре.
Закончив наблюдения, Соломон спустился по наружной лестнице, прошёл гулким коридором и поравнялся с казначейской, у дверей которой дремал, опершись на копьё, часовой. Сакс встрепенулся и вгляделся в пришельца, но, узнав лекаря, лишь про себя тихо проворчал:
— Носит его по ночам!
Соломон миновал часового, открыл скрипучую дверь и вошёл в свою комнату. Он поставил прибор на сундук, приблизился к жаровне и погрел озябшие руки. Затем уселся на табурет, придвинул свечу и развернул один из пергаментных свитков, лежавших на столе. На пергаменте был изображён зодиакальный квадрат, по его верхнему краю шла латинская надпись — Гарольд. То был гороскоп английского короля.
Лекарь помолился, глядя на огонь свечи, затем заглянул в толстенный фолиант и сделал на пергаменте небольшие пометки. Некоторое время он сосредоточенно разглядывал плоды своих трудов, затем откинулся к стене и раздумчиво пробормотал:
— Если норманны не придут в октябре, всё кончится благополучно. А если придут?
Он вновь нагнулся над столом, придвинул к себе второй свиток и развернул его. На нём был изображён такой же, как и на первом пергаменте, рисунок. Вверху латинскими буквами было выведено — Вильгельм. Внимательно сравнив оба свитка, Соломон тяжело вздохнул и выпрямился.
— Солнце одного в соединении с солнцем другого, — пробормотал он, — какое тождество, и сколь они различны, ибо не солнцем единым живут люди. К тому же смертельный бой предначертан на небесах!
Лекарь встал и нервно заходил из угла в угол.
— Как помочь королю? И что могу сделать я, несчастный еврей? — причитал он. — Господи! Зачем ты вооружил меня знаниями, но не дал ни сил, ни власти? Воистину мудро сказано: во многом знании многие печали...
Подойдя к высокому стрельчатому окну, он уткнулся лбом в холодную раму и с болью прошептал:
— Впервые за много лет я встретил повелителя, который видит во мне человека, а не просто презренного иудея... Который ввёл меня в круг своих приближённых и доверил здоровье семьи... Кому из людей моего несчастного народа выпадала такая честь?.. И что в итоге? Не успев обрести покой, я должен всё потерять? Господи! За что мне такие страдания?!