– Здесь мы узнаем, что граф намерен делать, – сказал Сексвульф, – здесь конец моего похода, как я полагаю.
– Ни замка, хоть бы деревянного, ни стен, только ров и рогатки! – сказал рыцарь с удивлением.
– Нормандец, здесь и крепкий замок, хотя ты его не можешь видеть, и стены; замок этот – имя Гарольда, а стены – груды тел, лежащие по всем окрестным долинам, – сказав это, саксонец протрубил в рог, на сигнал ему ответили из стана, потом повел отряд к доске, перекинутой через ров.
– Ни даже подъемного моста! – пробормотал рыцарь.
– Граф двинулся с войском в Снудон, – доложил Сексвульф, обменявшись несколькими словами с воином, отдыхавшим на краю рва. – Говорят, что кровожадный Гриффит заперт там со всех сторон. Гарольд оставил приказ, чтоб я со своей дружиной как можно скорее примкнул к нему. Хоть Гриффит и заперт в горах, все-таки очень может быть, что тут где-нибудь спрятались валлийцы, которые задумают напасть на нас. Здешние дороги недоступны для верхового, и так как тебе нет особенной нужды подвергаться различным неприятностям, то я посоветовал бы тебе остаться здесь с больными и пленными.
– Прелестная компания – нечего сказать! – заметил рыцарь. – А я скажу тебе, что путешествуют для того, чтобы обогатиться новыми сведениями; к тому же мне очень хотелось бы посмотреть, как вы будете бить и рубить этих горцев... Прежде всего я попрошу тебя дать мне чего-нибудь попить и поесть, потому что у меня осталось очень мало провизии... Когда мы встретимся с врагом, то ты увидишь, противоречат ли слова нормандца его делам.
– Лучше сказано, чем я мог ожидать, – откровенно сказал Сексвульф.
Де-Гравиль пошел бродить по деревне, которая находилась в самом плачевном виде: повсюду виднелись груды развалин и пепла, простреленные и наполовину сгоревшие дома. Маленькая, убогая церковь, хоть и была пощажена войной, но выглядела печально и уныло, а на свежих могилах воинов лежали худые, истощенные овцы.
В воздухе ощущался аромат болотной мирты, и суровые окрестности деревушки обладали какой-то особенной прелестью, к которой де-Гравиль, обладавший изящным вкусом, был неравнодушен. Он сел на камень, подальше от грубых воинов, и задумчиво смотрел на мрачные вершины гор и небольшую извивающуюся речку, терявшуюся в лесу. Его вывел из созерцания Сексвульф, который провожал крепостных, принесших рыцарю несколько кусков вареной козлятины, сыру и кружку весьма плохого меда.
– Граф посадил всех своих людей на валлийскую диету, – извинился Сексвульф. – Да, впрочем, во время войны и нельзя требовать лучшего.
Рыцарь внимательно осмотрел принесенное.
– Этого совершенно достаточно, – сказал он, подавляя вздох. – Только вместо этого медового питья, которое больше годится пчелам, дай мне лучше кружку чистой воды – это самый лучший напиток для готовящихся к битве.
– Значит, ты никогда не пил эль?! Но я уважаю твои привычки.
Де-Гравиль еще не успел утолить свой голод, как затрубили рога, оповещая, что пора собираться в поход. Нормандец заметил, к своему удивлению, что все саксы оставили своих лошадей. Тут к нему приблизился оруженосец с донесением, что Сексвульф строжайше запрещает рыцарю брать с собой коня.
– Да где ж это слыхано, чтобы заставляли нормандского рыцаря отправлять пешком навстречу врагу?! – вспылил де-Гравиль. Но в это время Сексвульф сам подошел, и де-Гравиль сердито начал доказывать ему, что нормандскому рыцарю невозможно обойтись без боевого коня. Саксонец однако тоже упорствовал и на все доводы рыцаря отвечал только: «Граф Гарольд приказал не брать с собою коней»; наконец, он вышел из себя и крикнул громко:
– Или иди с нами пешком или оставайся здесь!
– Мой конь тоже благородного происхождения и потому лучше тебя годится мне в товарищи, – сказал де-Гравиль, – но я уступаю необходимости – заметь это, я уступаю только необходимости! Я не хочу, чтобы о Вильгельме Малье де-Гравиль думали, что он по доброй воле пошел пешком на битву.
Он проверил, свободно ли вынимается меч из ножен, крепче затянул панцирь и последовал за отрядом.
Один из валлийцев был их проводником. Он был подданным одного из королей-вассалов, подчиненных Англии, и ненавидел Гриффита гораздо больше, чем саксов. Дорога шла по берегу конвайской реки. Нигде не было видно ни одного человеческого существа; на горных хребтах ни одной козы; на лугах – ни коров, ни овец; вся эта мертвая пустыня производила тяжелое впечатление на людей. Дома, мимо которых они ходили, были давно уже брошены владельцами; все свидетельствовало, что тут прошел Гарольд-победитель. Наконец достигли древнего Коновиума. Там еще сохранились громадные развалины римских зданий: невероятно высокие и широкие стены, полуразрушенная башня, остатки обширных бань и довольно хорошо сохранившийся укрепленный замок. На крыше его развевалось знамя Гарольда. Река, протекавшая мимо, была покрыта барками, а берег заполнен воинами.
Малье де-Гравиль был измучен тяжестью своего панциря, но решил скорее умереть от изнеможения, чем сознаться, что Сексвульф был совершенно прав, советуя ему не надевать эту железную броню. Он, скрипя сердце, подбежал к одной группе, в которой заметил своего старого знакомого Годри.
– Вот так счастье! – воскликнул он, снимая свой громадный шлем и крепко пожимая руку тана. – Вот так счастье, мой добрый Годри! Ты помнишь Малье де-Гравиля? Вот он, несчастный, перед тобой в этом невзрачном костюме, пеший, в сопровождении несносных мужиков.
– Здравствуй! – произнес Годри, смутившийся немного при виде де-Гравиля. – Какими это судьбами ты попал сюда? Кого ты тут ищешь?
– Графа Гарольда, любезный Годри; надеюсь, что он здесь.
– Нет, впрочем, он недалеко отсюда, в крепости, что в устье реки Каэр-Джиффина. Если хочешь видеть его, то садись в лодку: ты можешь прибыть туда еще до сумерек.
– Не произойдет ли скоро битва? – спросил рыцарь. – Тот плут обманул меня, обещав риск, но нам не встретилась ни одна душа.
– Метла Гарольда метет так чисто, что после нее ничего не остается, – ответил Годри с улыбкой. – Ты еще, пожалуй, успеешь стать свидетелем смерти валлийского льва. Мы затравили его наконец; ему остается только сдаться или закончить жизнь голодной смертью... Погляди, – продолжал молодой тан, указывая на вершину Пенмаен-Мавра, – даже отсюда можно рассмотреть что-то серое и неясное в чистом небе.
– Неужели ты думаешь, что я так неопытен, что глаза мои не различают башен? Высоки и массивны они, хотя кажутся отсюда тоньше мачт и ниже столбов, стоящих по дороге.
– На этом утесе, в этих укреплениях находится Гриффит с небольшим отрядом валлийцев. Он не ускользнет от нас: корабли наши сторожат все берега, а войска занимают все проходы. Лазутчики не дремлют ни днем, ни ночью. По всем холмам расставлены наши часовые: если бы Гриффиту вздумалось спуститься, сигнальные огни вспыхнут на всех постах и окружат его огненным кольцом... Из страны в страну шли мы по следам его, пробираясь через леса, ущелья и болота, от Гирфорда до Карлеона, от Карлеона до Мильфорда, от Мильфорда до Снеудона, и сумели загнать его в эту твердыню, сооруженную, как говорят, повелителями ада. Битвы и стычки причинили немало ему там вреда. Ты, вероятно видел его следы, где стоит камень, возвещающий о победе графа Гарольда.
– Этот Гриффит настоящий король, – произнес с восторгом де-Гравиль, – но, признаюсь, что касается меня, то я отношусь с состраданием к побежденному герою и чту победителя... Хотя я еще не совсем успел ознакомиться с этой дикой страной, но из виденного могу судить о том, что только вождь, обладающий неутомимою твердостью и хорошо знакомый с военным искусством, мог покорить страну, в которой каждый утес равносилен неприступной крепости.
– В этом, кажется, убедился твой земляк граф Рольф, – проговорил молодой тан с улыбкою, – валлийцы разбили его наголову, и, потому, что ему непременно хотелось быть верхом там, где никакой конь не в силах взобраться, он одел людей в тяжелые доспехи, чтобы драться с людьми увертливыми, как ласточки, которые то шмыгают по земле, то возносятся в облака. Гарольд поступил разумнее: он обратил наших саксонцев, в валлийцев, научил их ползать, прыгать и карабкаться, как их противники... Это была в полном смысле птичья война, и вот остался один орел в своем последнем гнезде.