— Наконец-то тебе удалось дом поджечь! — проворчала тетка. — Который час?
Не отвечая, Доротка устремилась в кухню. Там Яцек с шофером-таксистом выбросили за окно остатки дымящейся ветоши, Яцек мрачно изрек:
— Сдается мне, что, если бы ты спала здесь, в своей каморке, в вашей семье состоялись бы еще одни похороны. Попался бы мне этот поджигатель!
Поджог налицо, кроме деревяшек и угля подложили какую-то гадость. На редкость вонючий дым, может, и подмешаны отравляющие вещества. Ушла бы ты отсюда. Тетки живы?
Фелиция выползла наконец в прихожую, Меланья с Сильвией спустились сверху, все еще не вполне проснувшиеся и не до конца осознавшие случившееся. В ответ на вопрос Яцека, Меланья без особой уверенности произнесла:
— Вроде бы живы. А что случилось? Кто-то поджег дом?
Пытаясь застегнуть халат, Фелиция гнула свою линию:
— Это Доротка. Зачем ты это сделала?
— Когда я уходила, в доме все было в порядке, — решительно заявила Доротка, не считая нужным опровергать глупые инсинуации. — А когда вернулась, в кухне все горело. Это я вас должна спросить, что случилось!
Тетки, похоже, совсем оклемались, потому что дружно напустились на племянницу.
Меланья:
— А где ты была?
Фелиция, сурово:
— Вернулась, говоришь? Откуда вернулась?
Сильвия, осуждающе:
— Глядите, она нормально одета! Выходит, и не ложилась? Что это значит?
Яцек грудью встал на защиту любимой девушки:
— А это значит, что мы отправились в ресторан, отметить обручение. С Дороткой решили пожениться. Надеюсь, вы ничего против не имеете?
Впрочем, если даже и имеете, так мы совершеннолетние.
Доротка, до сей поры ничего не знавшая о своем обручении, прошептала в ужасе и упоении:
— Ты что, спятил?
Тетки, ошарашенные, молча уставились на молодую пару. Наконец Сильвия осуждающе отозвалась:
— Я знала, что этим все и закончится!
И с достоинством направилась к лестнице, всем видом показывая, что хоть гори все огнем, а она намерена отоспаться.
— Скажите, какая Пифия нашлась! — бросила ей вслед Меланья. — Я, может, тоже догадывалась, да молчу. Любой дурак бы догадался!
— Пусть женятся, — милостиво согласилась Фелиция, — но мне бы хотелось знать, что же тут произошло? Голова раскалывается, никак в себя не приду, тут чем-то воняет по-страшному, и дыму полно, это что, так у теперешней молодежи принято отмечать обручение? Неужели нельзя было обойтись без таких эффектов?
Тут уж Яцек с Дороткой потеряли дар речи. Доротка была готова услышать привычные насмешки, Яцек — намеки насчет того, что женится на деньгах. Реакция теток оказалась неожиданной. Переглянувшись, они не знали, что и сказать.
— Я бы позвонил в полицию, — наконец сказал Яцек.
— Зачем? — немедленно отозвалась Фелиция.
— От них требуется разрешение на брак?
— Зачем в полицию? Жениться даже преступникам не возбраняется, — информировала молодых Меланья.
— Да нет же! — в отчаянье крикнула Доротка. — Ну как вы не понимаете? Яцек прав. О пожаре надо сообщить. Если, конечно, это не тетя Сильвия развела огонь в печке и «козе».
— Ты в самом деле глупа, я всегда это говорила! — с удовлетворением заявила Фелиция. — Сильвия первой отправилась спать, как всегда, и спала бы без задних ног до утра. Уж и не знаю, как тебе удалось ее добудиться. Или у тебя оказалась под рукой труба иерихонская? Никто из нас никакого огня в печах не разжигал, мы еще не спятили. Ведь не Рождество же...
Увидев недоумение на лице Яцека. Доротка поспешила пояснить:
— Большую плиту иногда топят для того, чтобы запечь рождественскую индейку. В духовке газовой плиты она целиком не помещается.
Вот почему Бежана разбудил звонок в пять часов утра. Он благородно не стал будить Роберта, дал парню отоспаться, на улицу Йодловую поехал один. Позаботился о том, чтобы отправить в лабораторию остатки ядовитой субстанции, выброшенные за окно, констатировал, что все тетки немного не в себе и головы у них кружатся, уточнил приблизительное время возгорания с Дороткой и Яцеком и заодно позавтракал, ибо ранняя пташка Сильвия обожала ранние завтраки. Теперь старший комиссар уголовной полиции уже знал, что думать о случившемся и как поступать. Пришло время решительных действий...
* * *
Роберт Гурский себя не помнил от возмущения.
— Подонок! Скотина! Надо же, собственную дочь...
— Ты что, так уверен, что у Павляковского маленькие ручки? — возражал скептик Бежан. — Погоди с возмущением хотя бы до тех пор, пока мы с тобой не увидим наконец Павляковского собственными глазами. На работе его нет, где-то шляется.