— Пхе! Когти, крылья, голос — пустой антураж, дорогая. Тебе ли не знать, что убивает совсем иное? Впрочем, я ещё поделюсь с тобой довольно занимательным орудием убийства. Извини, не сейчас. А пока что прими моё уверение: нынешнего жениха — тебе убивать. Потому что этот жених — твой.
Бедный жених неизвестной Кешлы!.. Наверное, стоило бы согласиться, а потом, будто ненароком, пощадить…
— А щадить-то и не захочется! — захихикала Ангелоликая. — Верь мне, уж я-то знаю. Потому что этот жених — твой. Он на самом деле твой. Точно так же, как «Кешла» и правда твоё имя. И достойно рукоплескания, что ты приняла истинное имя и для этого отринула все три ложных.
Знает, поняла Бианка. Знает про неё, Лулу и Марципарину.
— Как зовут жениха? — небрежно этак спросила.
— Разумеется, Чичеро, — захихикала собеседница.
Знает всё. И даже больше, чем всё.
Чичеро здесь? Нет, ерунда! Ангелоликая издевается. Нечего ему здесь делать! Хотя…
— Мы пришли.
Тёмный — хоть глаз выколи — коридор вывел Бианку с Ангелоликой к наблюдательной террасе над залом, освещённым синими магическими свечами. У самой балюстрады стоял стол, а на нём в блюде — что-то несъедобное. И кинжал, чтобы это несъедобное резать.
Ангелоликой подали пищу мёртвых? Но не Бианке, воспитанной некромантами Цанца, пугаться мертвецов и их экзотической снеди.
Женщины подошли к балюстраде. Бианка привычно подивилась открывшемуся залу, столь же огромному, как и многое в Канкобре. Терраса оказалась столь высоко поднятой над уровнем пола, что всё, расположенное внизу, казалось игрушечным.
А ведь там, глубоко внизу, проходила полоса испытаний.
— Вон колодец, вон маятник, а вон-те подвижные стены нагреваются и ползут друг другу навстречу, — любовно перечисляла Ангелоликая. — неправда ли, сверху хорошо видно? Здешний наблюдательный пункт предназначен для истинной гарпии!
— Да, — признала Бианка, — видно хорошо.
— Пикантность задачи в том, что один здесь никак не пройдёт. Кто-то следит за маятником, а другой проползает. Кто-то идёт над колодцем, кто-то страхует. Соответственно и с жаркими стенами… Ах да, я забыла сказать, что двоих женихов сразу на полосу не пропустит входное колдовство. Хи-хи, ты улавливаешь: двоих не пропустит, а один не пройдёт!
Бианка улавливала. Но, по-прежнему, многого не понимала. Что хотят от неё, если уверены, что жениху на полосе испытаний не светит совсем ничего? Если он сверзится в колодец — успеть поразить его в полёте? Если его разрубит маятник — предварительно отравить? Глуповатые задачи..
И Чичеро… Что здесь делать Чичеро? Как-то немного не верится…
— Чичеро я приманила! — захихикала хозяйка положения.
Видно, надо было ей для сего-то — приманить…
— Да не для себя, для тебя приманила! — рассмеялась Ангелоликая, — ты ведь ненавидишь его, разве нет?
Бианка задумалась: она бы так не сказала, Лулу — та бы себе ни в чём не призналась, а вот Марципарина…
Тут Марципарина, лёгкая на помине, как раз и проснулась. Вот она и сказала нужные Ангелоликой слова:
— Конечно же ненавижу! Так бы его и извела!
— Вот! — Ангелоликая так обрадовалась поддержке, что аж расплакалась от умиления. — Я же говорю, не для себя стараюсь!
Но Бианка запихнула Марципарину подальше, да и поглядела на собеседницу этак скептически.
Пришлось той изворачиваться:
— Не ощущаешь ли ты, гдядя мне в глаза, абсолюлютного доверия ко всему, что я расскажу? — а сама руками, как мельница, водит.
Кешла прислушалась и вдруг убедилась: а ведь да, что-то такое она действительно чувствует. И с чего бы вдруг? Ах да, какое-то новое колдовство. Надо бы всё подвергать сомнению… Не получалось.
— Я вам верю, — сказала непроизвольно.
Обрадованная Ангелоликая продолжила:
— Вот за что тебя, сестра Кешла, люблю, так это за искренность.
Искренность, или вынужденная речь? Самой и не разобраться.
Ангелоликая же мертвечиха поманила её к высокому столу, где так и лежал кинжал и какой-то предмет на блюде.
— Возьми-ка, — сказала, протягивая Бианке кинжал. — Им тебе предстоит с одного удара пронзить сей набальзамированный орган.
— Только что это? — испугалась невеста Чичеро. — Там, на блюде…
— Это сердце твоего мёртвого жениха!
Хоть Ангелоликая и сказала открытым текстом, но Бианка не сразу смогла осознать, что ей такое суют. Взяла кинжал, и так, и этак повертела. К этому кинжалу прилагалось блюдо — вот только с какой стати?