– Насколько припоминаю, четвертый, – хмыкнул незваный гость.
– Генка! – ахнула я и, споткнувшись о ковер, чуть не упала. – Ты откуда?
– Из Америки, – фыркнул бывший супруг, – из города Юм, штат Пенсильвания. Так пустишь меня или на пороге беседовать станем?
– Входи, конечно, – засуетилась я.
– Нас двое, – предостерег Генка.
– Ты с женой приехал? С Ренатой? – Сказав последнюю фразу, я осеклась.
Ну надо же сморозить такую глупость! Женщина, на которой Генка женился после развода со мной, давно умерла. Это она настояла на выезде в Америку, и это у нее в тот момент имелась крошечная дочка Машенька, грудной младенец. Генка упросил меня временно взять девочку к себе.
– Ну будь человеком, – ныл он, – сама понимаешь, с новорожденной в эмиграции по первости тяжело. Вот устроимся и заберем.
Я дрогнула, и Рената с Геной привезли кулек с Машкой. Девочку мне отдали просто так, без всяких документов. Отчего Рената не подумала про бумаги, мне до сих пор непонятно, а сама я просто позабыла спросить про свидетельство о рождении. Правда, мне оставили телефон бабушки, матери Ренаты, но Генкина жена предупредила: «Ей звони только в крайнем случае, у нас полная нестыковка во взглядах». На мой робкий вопрос: «А кто отец ребенка?» – последовал категоричный ответ: «Малышку нашли в капусте, я мать-одиночка».
Мне показалось неэтичным продолжать расспросы, и молодожены отправились за океан, покорять страну статуи Свободы. Долгое время от них не было ни слуху ни духу. Маня села, потом пошла, заговорила и совершенно не сомневалась в том, что является моей дочерью. Затем из Пенсильвании пришло письмо, даже нет, просто цидулька, пара строк. Генка без всяких подробностей написал буквально следующее: Рената заболела и умерла, он остался вдовцом, Маша ему без надобности, я могу оставить девочку себе.
Поняв, что стала обладательницей как бы несуществующего ребенка, я позвонила матери Ренаты. Суровый мужской голос сообщил: «Более не обращайтесь сюда, она умерла».
– Но девочка, Маша, – заблеяла я, – мне нужно ее свидетельство о рождении.
– Знать ничего не знаю, – отрезал грубиян.
Несколько месяцев я ломала голову, как поступить, Маньку нельзя было записать в детскую поликлинику, не взяли бы ее и в детский сад, а потом и в школу. В конце концов Александр Михайлович потер затылок и сказал:
– Не дергайся.
Спустя неделю приятель принес мне зелененькую книжечку, я раскрыла ее и обомлела. Воронцова Мария Константиновна. Дегтярев, недолго мучаясь, сделал из Аркадия и Маруськи родных брата и сестру. Что сказал мой первый муж Костик, узнав о том, что обзавелся еще и дочерью, лучше не повторять, хорошо хоть он не понесся с заявлением в милицию. Правда, для того чтобы избежать громкого скандала, пришлось отказаться от алиментов на Аркадия. Но я не слишком расстроилась. Жадность родилась раньше Костика, и он очень неохотно выделял на нужды мальчика копейки.
Больше о Генке я ничего не слышала. Некоторое время назад к нам, в Ложкино, приехала Капитолина, американка российского розлива, нынешняя жена Гены. Историю, связанную с ее прибытием, я уже один раз рассказывала и повторять вновь не хочу. 1
После возвращения Капитолины в Юм мы примерно полгода переписывались, но потом обмен письмами тихо сошел на нет. И вот теперь Генка заявился собственной персоной.
– Ты с Капитолиной! – обрадовалась я. – Входите скорей.
Гена молча шагнул в холл, и я опять поразилась – каким он стал толстым, просто человек-гора. Следом за ним метнулась тень. Я хотела было воскликнуть: «Сколько лет, сколько зим!» – и обнять Капитолину, но осеклась.
У шкафа с саквояжем в руках стояла не она. Это вообще была не женщина, а худенький подросток, одетый самым нелепым образом для московского вьюжного февраля. На юноше были джинсы и ярко-красная куртка из плащовки, а на ногах – непропорционально огромные, жуткие кроссовки, белые с черным, на рифленой подошве.
– Я развелся с Капитолиной, – спокойно пояснил Гена, снимая пальто, – уже давно, теперь снова холостяк. Знакомься, это мой приятель Генри.
В ту же секунду парень сдернул с головы бейсболку и на отличном русском языке произнес:
– Добрый вечер, сударыня. Рад знакомству, разрешите представиться. Генри Малкович, орнитолог.
Я уставилась на абсолютно седые кудри, упавшие на его плечи из-под дурацкой кепки. Этому типу оказалось лет шестьдесят, не меньше.
– Э-э, – забормотала я, – очень приятно, просто здорово, прямо до зубовного скрежета радует, что вижу тебя, Гена, и твоего э-э… друга.
– Надеюсь, ты не приняла нас за «голубых», – фыркнул бывший муженек, – мы с Генри коллеги, у нас дела в Москве.
– Коллеги? – изумилась я. – Ты, насколько помню, был детским врачом, а Генри орнитолог, птичек изучает, или я не расслышала?
Генка тяжело вздохнул:
– Со слухом у тебя порядок. Генри – владелец университета, я у него преподаю на медицинском факультете. Может, сначала напоишь нас чаем, а уж потом допрашивать станешь?
Я вспомнила о долге хозяйки и забегала между кухней и столовой. Наконец хлопоты завершились. Вещи были отнесены в комнаты для гостей, на столе появились коньяк, сыр, лимоны, кулебяка с мясом. Маня, Дегтярев и все остальные сели к столу, я взяла в руки заварной чайник… И тут ввалились Зайка с Аркадием. Супруги выглядели хмурыми, очевидно, опять успели поругаться. Мой сын постоянно выясняет отношения с женой, вернее, это Ольга беспрестанно лезет на рожон. Не далее как вчера она чуть не убила Кешу, имевшего глупость, сидя в своей машине, ткнуть пальцем в проходившую мимо девушку и заявить: «Зая, глянь, какая шубка! Давай купим, тебе пойдет!»
Не дав ему договорить, Ольга налетела на муженька с воплем:
– Вечно ты на всяких дур засматриваешься.
Похоже, и сегодня произошло нечто подобное, потому что Зайка с надутым лицом оглядела столовую и заявила:
– Здрасьте! У нас опять гости! Не передать словами, как я рада!
Чтобы она не продолжала хамить, я мигом заулыбалась:
– Заинька, ты не знакома с Генкой, а Кеша его хорошо знает.
– Привет, – буркнул Аркадий и, сев за стол, спросил: – Нормальная еда есть?
– Ты не узнал Гену? – продолжала я попытки поддержать светскую беседу. – Это же…
– Узнал, – весьма невежливо рявкнул Аркадий, – папочка номер четыре. Кстати, почему коньяк на столе? Насколько я помню, вы, Геннадий, алкоголик?
Повисло молчание. Чтобы разрядить обстановку, я глупо захихикала и попыталась исправить положение:
– Скажешь тоже, алкоголик! Гена просто любит немного выпить.
– Алкоголик, – отрезал сын, – и расстались вы после того, как он сначала в течение года беспробудно квасил, вытаскивая из нашего дома все, что плохо лежит, а потом избил тебя. Неужели забыла?
Я тяжело вздохнула. Было дело. Тихий, интеллигентный Гена делался абсолютно невменяемым, приняв стакан водки. Сначала я, как все жены алкашей, была полна энтузиазма. Конечно, я его вылечу! Ради любви ко мне Генка обещал бросить пить. Он хороший доктор, вот зашьется, и заживем…
Черта с два! В наркологический диспансер супруг идти категорически отказался.
– Я не алкоголик, – ревел он, жадно глотая утром сырую воду, – захочу и сам брошу пить.
Но, видимо, одного хотения мало. Генку выгнали с работы, он осел дома и вошел в глубокий запой. Он действительно тащил из нашего небогатого дома вещи и пропивал их. И вот однажды, не найдя ничего подходящего, он схватил мой кошелек, где лежала последняя трешка. Я решила не отдавать портмоне, завязалась драка. В результате боевых действий я оказалась на полу с подбитым глазом. Кинувшийся мне на помощь Кешка был легко отброшен в сторону. Довольно ухмыляясь, Генка сунул купюру в карман и сказал:
– Ну что, поняли, кто тут хозяин?
С этими словами он исчез за дверью. Я посмотрела на сына, увидела, что по его бледному лицу катятся злые слезы, и приняла решение: все, финита ля комедиа. Может, кто и способен перевоспитать алкоголика, но мне слабо. К тому же никакой жертвенности в моем характере нет, унижение я переношу с трудом и не хочу тратить свою жизнь на пьяного идиота.