«А вы нам не очень, — ворчит Гарри, — с вами не только дворца, сараюги кособокой не построишь».
Только бутылки откупорили — стук в дверь. Открывает Егор — на пороге мужик веселый. Кучерявая борода, как у ассирийца.
— Ты кто?
— Птица, — говорит Птица. — Большого полета. Хошь стихотворение прочитаю? Сегодня написал. С живой природы скопировал. Вo:
Ха-ха-ха-ха! По-моему гениально!
— Ты поэт?
— Не, певец. Горя народного. Помузицируем? — И достает из кармана початую бутылку «Рояля».
Только по стаканам разлили — cтук в дверь: «Открывай, полковник!».
Открывает Егор — мужик веселее прежнего. Босой, в цветастых шортах, с хризантемой в руках.
— Туз, — представился Туз, — узник Матросской тишины. В недавнем прошлом. Ныне вольный садовник.
— А почему бос?
— А-а, мелочи жизни… Я ей сказал: давай 45-й. Я хоть и низкий, а нога у меня — во! Нет, засранка, 44-й подсунула. Я ходил, ходил — ноги огнем полыхают — вышвырнул к чертовой матери. Теперь хорошо, стакан нальешь?
Только чокнулись за процветание государства Великорусского — стучат. Открывает Егор — мужик тихий. Без бороды, одет скромно, в карманах ничего.
— Коля, — представился он, — Талала. Я не опоздал? Очень кушать хочется…
— В самый раз, — отвечает Егор. — А кушать что будешь? Портвейн, «Рояль», водку или шампанское?
— Портвейн буду, если можно…
Только выпили за народ Богоносец, великомученик — треск и грохот раздается у двери. Вся компания с лица спала. Птица бутылки под стол прячет. Открывает Егор — мать честна! — баба шикарная.
В бусах, перьях, пальто с разрезом. Из разреза бедро, как облак, смотрит вызывающе.
— Ой, мужик какой, — заворковала баба, — хорошенькай, тощенькай… Откуда залетел к нам, сокол ясный?
— Из леса дремучего. Егором звать.
— Ах, — представилась баба, — царевна я. В смысле голубых кровей и тонких восприятий. По соседству живу. Маюсь с одним шалопутом. Хоть и боярин, а пьет, как троглодит, — ведрами. Он не у тебя?
— Не знаю. Тут много разных.
Влетела царевна в залу:
— А-а-а-а-а, ненаглядные, с утра пораньше… Где он?
— Эх.
— Ох.
— М-м-м-м-м…
— Еще не приходил, — сказал Коля Талала и вздрогнул.
— Обманул, змей! Трое суток по следу шла, а сейчас как сквозь землю провалился. А след, между прочим, сюда вел.
— Не гневись, государыня, — сказал Циолковский, — выпей лучше шампанского, расслабься…
— Нельзя мне расслабляться. Родовое гнездо стеречь надо от разбойных поползновений.
— А мы че? — обиделся Коля — Ни че… У нас все свое.
— У вас свое только глотка.
— За присутствующих здесь дам! — высунулся Мичурин со стаканом. — Дай я тебя расцелую, царевна грез моих и сладость сновидений…
— Ты «Агдам» свой целуй, здесь присутствующий. У меня свой целовальник есть. — Повела глазами царевна, — ах! — полыхнула звездой в Егора. — Только прячется… Ладно, кореша, скукотища у вас, аж у в ушах звенит. Никаких восприятий. Погнала я. К Итальянцу заеду, может там залег мой антихрист. А с тобой мы подружимся, — курлыкнула царевна Егору. — Я, знаешь ли, змея по гороскопу.
Только выпили за ожидаемое процветание угнетенных — стук в дверь. Открывает Егор — мужчина тонкой наружности в кожаном пальто. Печален и тих.
— Корней, — представился он. — Зайти можно?
— Сколько угодно, — сказал Егор, — тут, очевидно, все ваши друзья… Новоселье празднуем.
— Прекрасно… — сказал Корней. — Только друзей у меня нет. И не было никогда.
Но друзья так не считали.
— О, — кричат, — кто к нам пожаловал! Какие люди!
Циолковский стакан наливает, а Коля Талала слезу пустил.
— Тут, — говорят ему, — царевна накатила волной бурлящей, тебя, голубя, искала. Серьезная у тебя тетка. Не тетка — Голгофа. Завлечь тебя жаждет в пенаты родные, воспрепятствовать торжеству и величию нашего застолья.
— Я знаю, — говорит Корней — но никогда… никогда, никогда англичанин не будет рабом!
— Да ты кто такой, чтобы мной командовать! — вскинулся вдруг Коля и выпил. — Я выпил за писателя Антуана Экзюпери, — пояснил он. — Во мне, может, тоже Моцарт течет… И мы еще полетаем!
— В тебе Моцарт сидит, мух давит и ест. А летать буду я — Птица Асс!
— Пива хочешь, летчик? — сказал вновь примкнувший гость, пробравшийся к застолью незаметно, мелкий и востроглазый. — Без пива какие полеты?