Выехав на шоссе, он опустил стекло, чтобы прохладный воздух не давал ему расслабиться. Была ясная ночь. Впереди устремлялись в небо огни Голливудского холма, за горами шарили лучи двух прожекторов. Как красиво, подумал Босх, но эта мысль почему-то вызвала у него меланхолию.
За последние несколько лет Лос-Анджелес сильно изменился, но в этом не было ничего нового. Он всегда меняется, за это его Босх и любит. Однако недавние беспорядки и экономический спад оставили особенно неприятные следы на ландшафте – на ландшафте его памяти. Босх никогда не забудет пелену дыма, висевшую над городом, словно некий суперсмог, который не в силах разогнать даже вечерний ветер, и телевизионные кадры, на которых мелькали горящие здания и беспрепятственно орудующие грабители. Для управления это был тяжелый удар, от которого оно до сих пор так и не оправилось.
Как и город. Многие из социальных болезней, вызвавших этот вулканический взрыв ярости, до сих пор оставались неизлеченными. Красота уживалась с ненавистью и опасностью. Это был город утраченного доверия, живший одной, последней оставшейся надеждой. Противостояние имущих и неимущих представлялось Босху в виде парома, отходящего от причала. Перегруженный паром оставляет переполненный причал, причем некоторые стоят одной ногой на палубе, а другой на причале. Корабль отходит все дальше, и тогда те, кто находился посередине, срываются и падают. Тем не менее на пароме остается еще слишком много народу, так что он опрокинется при первом же ударе волны. Оставшиеся на причале явно этому рады и молятся, чтобы волна поскорее пришла.
Он думал об Эдгаре и о том, что тот сделал. Он один из тех, кто вот-вот упадет вниз, и ничего с этим не поделаешь. Эдгар и его жена, которой муж так и не осмелился сообщить об их шатком положении. Правильно ли он поступил с Эдгаром? Эдгар говорил о времени, когда Босху могут понадобиться все друзья, которых он только сможет собрать. Может, лучше сохранить Эдгара, оставить его в покое? Босх этого не знал, но время на то, чтобы решить, еще оставалось.
Проезжая по Кауэнга-пасс, он поднял стекло. Становилось холодно. Посмотрев на запад, в сторону холмов, Босх попытался рассмотреть неосвещенный участок и стоящий на нем темный дом, и почувствовал радость от того, что едет сейчас не туда. Что он едет к Сильвии.
К Сильвии он приехал в 11.30 и открыл дверь своим ключом. На кухне горел свет, но в остальном везде было темно. Сильвия спала. Для новостей было уже слишком поздно, а поздние ток-шоу никогда не привлекали ее внимания. Чтобы не шуметь, Босх снял туфли в гостиной и по коридору направился к ее спальне.
Войдя в комнату, он остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте.
– Привет! – сказала она, хотя он ее еще не видел.
– Привет!
– Где ты был, Гарри?
Она спросила это мягко, сонным голосом, в котором не слышалось ни вызова, ни каких-то требований.
– Мне пришлось кое-что сделать, а потом я немного выпил.
– И послушал хорошую музыку?
– Ага, там играл квартет. Неплохой. Они играли много вещей из репертуара Билли Стейхорна.
– Ты хочешь, чтобы я что-нибудь приготовила?
– Нет, лучше спи. У тебя завтра занятия в школе. В любом случае я не настолько голоден, а если мне захочется есть, я себе что-нибудь найду.
– Иди сюда.
Он пробрался к постели и растянулся на покрывале. Обхватив его за шею, Сильвия притянула его к себе и поцеловала.
– Да, ты и вправду немного выпил.
Он засмеялся, она тоже.
– Давай я почищу зубы.
– Подожди минутку.
Она снова притянула его к себе, и он поцеловал ее в шею и губы. От нее исходил приятный нежный запах сна и духов, который он так любил. Ночной рубашки на ней не было, хотя обычно она ее надевала. Просунув руку под покрывало, он провел рукой по ее гладкому животу, затем поднялся выше и принялся ласкать ее грудь и шею. Снова ее поцеловав, он уткнулся лицом в ее волосы.
– Спасибо, Сильвия, – прошептал он.
– За что?
– За то, что ты пришла сегодня и была там. Я помню, что раньше говорил, но мне было так важно видеть тебя, когда я поднимал глаза. Очень важно.
Это было все, что он смог сказать. После этого он встал и отправился в ванную. Сняв с себя одежду, он тщательно развесил ее на вбитых в дверь крючках – утром придется опять все это надевать.
Быстро приняв душ, побрился и почистил зубы – он держал у нее в ванной вторую бритву и зубную щетку. Поглядев на себя в зеркало, пригладил руками мокрые волосы и улыбнулся. Возможно, это остаточное действие пива и виски, подумал он, но вряд ли. Просто сейчас он чувствовал себя счастливым. Он не плыл с обезумевшей толпой на пароме и не остался с разъяренной толпой на причале. Он плыл в своей собственной лодке. Вдвоем с Сильвией.