Босх заметил, что Белк что-то быстро пишет. Вероятно, его записки касались показаний Босха и того, о чем Чандлер предпочла благоразумно умолчать.
– Наконец, – сказала она, – вы должны взглянуть на убийцу.
«Убийцу», – повторил про себя Босх. Обращенное к нему, это слово звучало ужасно. Он снова и снова мысленно повторял его. Да, он убивал. Убивал и до Черча, и после него, но когда его без всяких объяснений просто назвали убийцей, это показалось ему чудовищным. В этот момент он понял, что происходящее все же его заботит. Несмотря на то что он недавно говорил Белку, он хотел, чтобы присяжные одобрили его действия. Ему нужно было услышать, что он поступил правильно.
– Перед вами человек, – говорила она, – который не раз доказал свою кровожадность. Ковбой, который убивал и до, и после эпизода с безоружным мистером Черчем. Человек, который сначала стреляет, а потом ищет доказательства. Перед вами человек с глубоко укоренившимся мотивом убивать тех, кого он считает серийным убийцей женщин, уличных женщин… таких, как его собственная мать.
Она дала своим словам немного улечься в сознании присяжных, сделав вид, будто просматривает записи.
– Когда вы отправитесь в совещательную комнату, вам придется решать, хотите ли вы видеть в своем городе таких полицейских. Полиция должна быть отражением общества, которое она защищает. Ее сотрудники должны служить примером всего лучшего, что в нас есть. Спросите же себя после зрелого размышления – примером чего является Гарри Босх? Отражением какого сегмента нашего общества? Если ответы на данные вопросы вас не беспокоят, тогда смело выносите вердикт в пользу ответчика. Если же они вас беспокоят, если вы считаете, что наше общество заслуживает большего, нежели хладнокровное убийство потенциального подозреваемого, то у вас нет выбора, кроме как вынести решение в пользу истца.
Тут Чандлер сделала паузу, чтобы подойти к столу истца и выпить воды.
– Неплохо, хотя я видел ее и в лучшей форме, – наклонившись к Босху, прошептал Белк. – И в худшей тоже.
– В тот раз, когда она была в худшей форме, – прошептал в ответ Босх, – она все-таки выиграла?
Белк молча склонился над своим блокнотом – ответ был ясен. Когда Чандлер вернулась к трибуне, он снова склонился к Босху.
– У нее такая привычка. Сейчас она будет говорить о деньгах. Выпив воды, Мани всегда говорит о деньгах.[93]
Откашлявшись, Чандлер продолжила свое выступление:
– Сейчас вы, двенадцать человек присяжных, обладаете редкой привилегией – вы можете изменить общество. Такой шанс выпадает немногим. Если вы считаете, что детектив Босх не прав – не важно, в какой степени, – и выносите решение в пользу истца, тем самым вы меняете наше общество, посылая каждому полицейскому четкий сигнал. Каждому сотруднику полиции, от начальника управления и администраторов Паркер-центра, который находится всего в двух кварталах отсюда, до последнего новичка-патрульного, вы даете знать: мы не хотим, чтобы вы так действовали. Мы это не приемлем. Если вы вынесете такой вердикт, вы можете также установить размер денежной компенсации. Это нетрудная задача. Трудной является здесь лишь первая часть – решить, прав или не прав детектив Босх. Компенсация может быть любой – от одного доллара до миллиона и выше. Это не имеет значения, главное – послать сигнал. Если вы пошлете такой сигнал, для Нормана Черча наконец свершится правосудие. Для него и для его семьи.
Оглянувшись назад, Босх заметил среди публики Бреммера и других репортеров. Бреммер лукаво улыбнулся, и Босх снова отвел взгляд. Относительно денег репортер оказался прав.
Подойдя к столу истца, Чандлер взяла лежавшую на нем какую-то книгу и пошла с ней обратно к трибуне. Книга была старая, без суперобложки, в потрескавшемся зеленом переплете. Босху показалось, что на верхнем крае страниц он заметил что-то вроде библиотечного штампа.
– В своем заключительном слове, – сказала она, – я хотела бы апеллировать к тому чувству тревоги, которое вы, вероятно, испытываете. Во всяком случае, на вашем месте я бы его испытывала. А суть его сводится вот к чему: как это получается, что в нашей полиции есть такие люди, как детектив Босх? Пожалуй, на этот вопрос мы вряд ли сможем ответить, да и не в нем сейчас дело. Но, если вы помните, в начале этой недели я уже цитировала вам философа Ницше. Я прочитала его высказывание относительно того мрачного места, которое он называл пропастью. Так вот, я хочу развить его мысль: он предупреждал нас, что мы должны позаботиться, чтобы те, кто борется с чудовищами, сами не превратились в чудовищ. Сегодня нетрудно поверить, что в обществе действительно существуют чудовища – много чудовищ. Нетрудно также поверить, что сотрудник полиции и сам может стать чудовищем… Когда мы вчера закончили, я провела вечер в библиотеке.