- Ой, как будто на это мнение можно повлиять! - фыркнул Драко. Он сделал паузу, налил из бутылки в стакан что-то коричневое, пахнущее горечью и жженым сахаром, влил в себя долгим глотком. - Хорошо, Поттер. Начнем издалека, с тех самых чистокровных бредней. Знаешь, что такое Род и его магия? Это когда каждый камень в Мэноре, начиная с первого закладочного, помнит тебя, твоего отца, твоего деда и так далее до основателя Рода, и каждый камень шепчет тебе имена. Когда ты закрываешь глаза и не можешь представить — себя, ты видишь только бесконечную многослойную цепь во времени, скрепляющую прошлое с будущим, и лишь очень сильно присмотревшись сможешь разглядеть: вот это звено — я. Когда каждое решение твоих предков — как изгиб корней дерева, на котором ты — ветка, и корни определяют — тебя…
- Бла-бла-бла, - мерзким голосом перебил Финниган. - Действительно, чистокровные бредни!
Драко в ответ слегка вздрогнул — как от ожиданной, но все же слишком резкой боли, и продолжил уже привычным едким тоном, согласно кивнув Симусу.
- Чистокровные бредни, Поттер. А ты в ответ расскажи мне теперь, что такое любовь.
Рон немедленно взвился:
- Ну, о чем с ним говорить, издевается же!.. - но Гарри только вопросительно вскинул бровь.
- Любовь, Уизли, - мягко повторил Малфой. - Вот сидит твой друг, согласно официальной прессе - спасенный силой материнской любви. Я рассказал вам, что такое Род, и ты назвал это бреднями. Теперь я хочу услышать, что же такое любовь, применимость которой в практических целях нам демонстрирует вот этот вот Герой Британии самим фактом своего существования. Расскажи мне о любви так, чтобы это не выглядело бредом!
- Да пошел ты! Своим поганым языком еще…
- РОН! - Гарри сказал это тихо, но то, что копилось у солнечного сплетения, вздыбилось, грозя прорваться в любую секунду. И кажется, Рон заметил что-то такое, потому что отшатнулся и тревожно вскинул руку. Но Гарри уже обуздал волну. - Рон, парни. Я правда хочу понять. Подождите у стойки, а?
На удивление без возражений, все трое действительно отошли к стойке бара, а Рон все бросал на друга настороженные, опасливые даже взгляды. Гарри снова развернулся к Малфою и сказал:
- Это действительно слишком глубокая философия для меня.
- О’кей, Поттер, объясняю на пальцах. Вот представь: жила была Лили Поттер…
- Пожалуйста, Малфой, - мирно перебил его Гарри. - Не надо трогать мою мать.
- О, - округлил губы Драко, а через секунду лицо его стало ледяным. - Разумеется, Поттер. Не будем трогать руками личное. Твое личное — не будем…
Он заметно расслабился после ухода Рона, Дина и Симуса, и теперь, глядя на него, Гарри ясно видел, что Малфой не только устал, но еще и пьян — до стеклянной искренности, до пронзительного взгляда в потолок, как в зеркало. Драко почти минуту рассматривал серые потолочные панели, прежде, чем снова опустить глаза на собеседника.
- Хорошо. Жила-была выдуманная ведьма Зизи Обормоттер, - он издевательски осклабился. - Вышла замуж, родила сына, и однажды спасла своего ребенка от прямой Авады силой материнской любви. И вовсе даже не умерла сама, а жила себе дальше, спасенный малыш вырос, поступил работать в Аврорат и там уже героически погиб во цвете лет. А миссис Обормоттер как-то пережила потерю сына и живет себе дальше. И тут к ней приходят, допустим, коллеги покойного сына. И говорят: «Миссис Обормоттер, вы - единственное известное средство защиты от смертельного заклинания Авада Кедавра. И чтобы не было лишних потерь среди авроров, мы решили брать вас на особо опасные рейды, чтобы вы наших бойцов закрывали от Авад вот этой своей силой любви». И сначала ее убеждают по-хорошему, мол посмотрите на парней, они же все вам в сыновья годятся, ну что вам стоит! А миссис Обормоттер, представь себе, говорит, что не может так… И тогда ее убеждают по-плохому, и припоминают, что она не безгрешна, и грозят камерой в Азкабане. Как думаешь, Поттер, если эту миссис припугнуть хорошенько — она передумает?
- Ты пытаешься сказать, что действительно не мог воспользоваться родовой магией?
Малфой снова коротко расхохотался.
- Бинго! Хуже того, Поттер, я именно это сказал — тысячу раз всем сказал, и сто раз разжевал — почему. Камни Малфой-Мэнора обоссаны стаей оборотней, главу моего Рода извалял в грязи сперва недочеловек с рваной душой, а потом — полный состав Визенгамота. А от меня требуют воспользоваться родовой магией, чтобы снять защиту Рода с реликвии, украденной из моего дома. Это примерно как вызывать Патронуса, стоя на теплом пепелище собственного дома над обгорелыми трупами всей семьи. Может, кто и сумеет, я — нет. Только вот счастливое воспоминание — нормальная, серьезная основа для заклинания, этому даже в Хоге учат. Сила любви — вообще аргумент алмазной твердости. А Род — это чистокровные бредни и отговорка злобного Пожирателя.
Гарри просто молчал, переваривая услышанное и Малфой тоже умолк на некоторое время: снова налил треть стакана магловской бурды, снова выпил как воду, потом кивнул каким-то своим мыслям:
- Вот поэтому, Поттер, слушание и было закрытым, и вам не оглашают официальный текст решения. Потому что там написано, что родовая магия берется не с потолка, и чистокровные традиции — это реальный источник силы. А говорить о таком сейчас не модно. Проще было признать меня виновным и убрать в Азкабан, только это был бы пре-це-дент — слово Малфой выговорил раздельно, со смаком. - А чистокровных еще не настолько повыбили, чтобы такой пре-це-дент можно было создавать без последствий… да и совестливые, вроде тебя, в комиссии тоже были, честно говоря.
- И теперь никто не знает, почему тебя оправдали… - проговорил Гарри больше для себя, чем обращаясь к Малфою. Но тот в ответ глянул с откровенной жалостью:
- Плюс полгода общественных работ, Поттер. За саботаж и неподчинение куратору, который не требовал ничего принципиально невыполнимого. Мне следовало поднапрячься и выполнить приказ, не на курорте, чай, наказание отбываю. Только из снисхождения к моей юности, неопытности и недостаточному владению основами родовой магии. И первое предупреждение в личном деле, после третьего — замена условного срока на реальный Азкабан.
Гарри не знал, какое у него сейчас выражение лица, даже не знал, что конкретно думает по поводу сказанного Малфоем. Но Драко напротив него вдруг сделался воплощенным несоответствием, таким диссонансом, что будь он звуком — Гарри зажал бы уши руками. У Драко был усталый и совершенно равнодушный взгляд, когда он сказал очень злые слова очень горьким и искренне сочувственным тоном:
- Грифиндурок хренов. У тебя такое лицо, будто вчера ты случайно умер не за то будущее.
Гарри снова промолчал. Драко с десяток секунд сидел, разглядывая стакан, потом встал, бросил на стол несколько мятых маггловских бумажек и нашарил взглядом дверку «WC» в углу зала.
- Тебе нельзя аппарировать в таком состоянии, - сказал Гарри, потому что это было единственное в мире, что он знал абсолютно точно.
- Поучи меня еще, Поттер, - фыркнул в ответ Малфой.
Рон от стойки проводил его неприязненным взглядом, потом, тоже сообразив, ненавязчиво прошел в тот же угол зала. Подергал дверь, отгородившись спиной от возможных зрителей, провел скрытой в рукаве палочкой возле замка и заглянул внутрь. Зло ударил кулаком в ладонь и махнув рукой Дину и Симусу, подошел к Гарри.