И вдруг эта эра мирной жизни навсегда истаяла.
Мэривуд пробудился от снов Спящей красавицы, чтобы пережить самый жуткий из кошмаров.
Дело Сладкоголосого Вампира родилось в стенах счастливого городка. Вот изложение этих ужасных фактов без той сухости, которая присуща криминальным анналам.
В один чудесный майский вечер жители Мэривуда прогуливались у стен городка и внезапно услышали чудесный голос, доносившийся из глубины леса. Голос на незнакомом языке пел неизвестную песню.
Был это мужской или женский голос? Никто не мог сказать наверняка, и тут же разгорелись страстные споры.
Были даже заключены пари, и именно они заставили группу джентльменов отправиться туда, откуда по-прежнему доносился чудесный голос.
Главное пари заключили между собой мэр, мистер Притчелл, и один из самых важных шишек города, торговец винами Корисс.
— Женский голос, — утверждал мистер Притчелл.
— Дискант, — возражал Корисс, — в любом случае, господин мэр, это — мужской голос!
Они приближались к лесной лужайке, которая называлась Сойкина Балка, когда голос внезапно затих.
— Черт возьми! Очень жаль, — разочарованно пробормотали спорщики.
— Эй! Прекрасная певица, явитесь перед нами!
— Простите, «прекрасный певец»! — исправил мэра мистер Корисс, подчеркнув принадлежность певца к сильному полу.
Никто не ответил. Только испуганные дрозды с верещанием скрылись в глубине леса.
Ночь еще не настала: лишь последние голубые отблески цеплялись за вершины деревьев и позволяли видеть на расстоянии нескольких шагов.
Идущий впереди мистер Притчелл вдруг испуганно вскрикнул:
— Бедняжка, она упала!
— Вы хотите сказать, «он упал», этот бедняга! — возразил мистер Корисс. — Вы же видите, господин мэр, что это мужчина.
Действительно, у подножия векового дуба лежало тело, голова которого уткнулась в густой мох.
Вспыхнуло пламя спичек и бензиновых зажигалок — неровное, колеблющееся пламя осветило Сойкину Балку.
Лес вздрогнул от ужасного вопля.
Мужчина, это действительно был мужчина, лежал в луже крови, которую едва впитывала глинистая почва.
— Это же Джинкль, художественный переплетчик! — вскричал мистер Притчелл.
Брэм Джинкль был переплетчиком, известным всей Англии. Его слава распространилась даже на континент. Он был очень богат, прекрасно знал местную историю, а из его мастерской, настоящего музея древнего искусства, выходили переплеты, стоившие баснословных денег, за которые любители сражались с помощью крупных банкнот.
Старик — Джинклю было далеко за шестьдесят — лежал с перерезанным горлом. Преступление совершили с невероятной жестокостью, вся кровь вытекла из тела через взрезанные сонные артерии.
Будучи главой местной полиции, мистер Притчелл произвел первичный осмотр места, где, конечно, ничего не нашли. Было констатировано, что ужасное убийство совершили при таинственных обстоятельствах.
— Ясно одно, — добавил мэр, который уже через минуту вспомнил о своей мании заключать пари. — Все согласны, что пел не мистер Джинкль.
Даже мистеру Кориссу пришлось согласиться с тем, что у Брэма Джинкля голос напоминал «рев тромбона».
Через восемь дней, день в день, примерно в тот же час, таинственный голос взвился вновь, но на этот раз он доносился с восточной окраины городка, из места, носившего название Синего Болота. Это был небольшой пруд, заросший кувшинками, на берегах которого, в чудесные сумерки, мэривудские влюбленные мечтали и обменивались вечными клятвами.
Целая толпа ринулась к пруду, и мистеру Притчеллу пришлось воспользоваться всей своей властью, чтобы ограничить паломничество в этот уголок леса, куда были допущены лишь представители властей.
Они увидели перед собой труп мистера Эндрью Лормана, пятидесятилетнего рантье, весьма уважаемого человека, хотя тот вел отшельнический образ жизни. Его считали пуританином и сторонником строгих моральных устоев. Он жил за счет значительной ренты и отличался скуповатостью.
Мистер Эндрью Лорман умер той же смертью, что и переплетчик, и чудесным голосом он не обладал.