— И это означает?
Архивариус пожал плечами.
— По правде говоря, не знаю, мой дорогой Брюстер, за исключением того, что чудотворцы древности частенько пользовались им для своих фокусов.
— По моему мнению, — сказал комиссар, избегая говорить о смысле рисунка, — со всей очевидностью следует, что набросок был выполнен не по рассеянности, как поступают с задумчивые люди, рисующие на скатерти. У него законченный вид. Бойницы тщательно обозначены; посмотрите, с какой точностью нарисованы пики алебард. Хотелось бы знать, видела ли Сара Флеггс другие такие изображения в доме хозяек.
— Вы рассуждаете как полицейский, — сказал мистер Ниггинс, — я отказываюсь разбираться в ваших доводах, дружище.
— Ба, — возразил мистер Брюстер, — полагаю, игра не стоит свеч, и мы парим на крыльях чистого романтизма, мистер Ниггинс!
Лицо архивариуса выразило живейшее отвращение. Романтизм, смысла которого не понимал, ассоциировался в его голове со столь ужасными вещами, как холера, проказа, атеизм и преступный гипнотизм.
— Лучше выпьем по глотку старого бренди, чтобы забыть об этих злосчастных событиях, нарушивших мир, в котором мы так нуждаемся, дабы жить и продолжать здоровые и полезные исследования, — помпезно заявил он.
Они чокнулись, но не успели поднести бокалы к губам, как их лица исполнились удивления.
Воздух разорвал вой сирены, и из глубины ночи с адским ревом возник мощный автомобиль.
По шторам скользнул двойной луч фар. Потом мотор заглох — машина замерла перед дверью.
Через мгновение раздался звонок.
— Быть того не может! — воскликнул мистер Ниггинс. — Такого никогда не случалось… Мистер Брюстер, разве уже не полночь?
— Значит, дело не терпит отлагательства, — сказал комиссар.
— Никогда моя служанка Ноэми не согласится открыть дверь в столь поздний час незнакомцам, явившимся в подобном экипаже, — простонал архивариус. — Даже я…
— Я пойду с вами, — мужественно решил комиссар. — Но ничто не мешает нам посмотреть, кто явился, и узнать цель визита…
— Весьма справедливо, — подтвердил мистер Эйб Ниггинс. — Я сделаю это, если только вы не решитесь сделать это вместо меня. Но я бы посоветовал не слишком высовываться из окна. Вы будете слишком хорошей мишенью для преступника, вооруженного револьвером.
Но комиссар уже крикнул в приотворенную створку:
— Кто там?
— Не здесь ли находится комиссар Брюстер? — спросил мужской голос. — Я был в комиссариате, меня послали сюда.
— Это я. А что вы желаете?
— Лондонская полиция!
Мистер Брюстер наклонился над подоконником и увидел на капоте мощного автомобиля полицейскую фару.
— Спускаюсь.
Мистер Ниггинс, истинный гражданин славного города Харчестера, не скрыл горячего любопытства.
— Примите этих господ здесь, Брюстер, — быстро проговорил он. — Быть может, я окажусь полезным.
Комиссар с радостью согласился, и после относительно долгого ожидания визитеры — их было двое — вошли в рабочий кабинет старого архивариуса.
— Комиссар Брюстер? — спросил высокорослый джентльмен с суровым, но симпатичным лицом.
— Он самый…
Мистер Брюстер внимательно разглядывал ночного посетителя, лицо которого показалось ему знакомым. Он вдруг удивленно воскликнул:
— Или глаза обманывают меня, или я говорю с мистером…
— Гарри Диксоном! А это мой ученик Том Уиллс.
Мистер Ниггинс ринулся к буфету и извлек два огромных бокала, которые поспешно наполнил бренди.
— Какое счастье, господа, принимать столь знаменитых полицейских в моем скромном жилище! Позвольте представиться: Эйб Ниггинс, архивариус города Харчестера, член-корреспондент лондонской Академии истории и надписей.
— Автор известной монографии о римских дорогах в стране галлов, — с улыбкой дополнил Гарри Диксон.
Мистер Ниггинс покраснел от гордости и удовольствия.
— Ах! Мистер Диксон, вы льстите мне!
Все сели за стол; бренди у мистера Ниггинса было отличным, и хозяин вновь удостоился похвал.
Гарри Диксон, как знаток, оценил напиток, поставил на стол бокал и обратился к комиссару.
— Ваша записка об исчезновении дам Слоуби и Вуд попала в Скотленд-Ярд на следующий день после происшествия, — сказал он. — Посмотрите на эти фотографии.
Он протянул мистеру Брюстеру два черно-белых снимка.
— Это они, не так ли?
— Да, — воскликнул комиссар, — это они… Но, Боже, это фотографии двух женщин…