Рентгеновское исследование в Мемориальной больнице полностью подтвердило диагноз доктора Хэннока: перелом кости лодыжки. Был наложен гипс.
Той ночью в гостинице Гудини снова не ложился, боль была такой сильной, что заснуть он не мог. Однако он использовал это время, придумывая специальное устройство для фиксации лодыжки, которое дало бы возможность продолжать выступления.
Гастроли в Олбани должны были продлиться меньше недели. Дав там последнее представление в среду, он уехал в соседний город Скенектади.
Даже в гипсе лодыжка продолжала болеть, но на сцене Гарри не подавал и виду, что ему больно.
Следующим гастрольным городом был Монреаль, провинция Квебек, Канада; первый спектакль давался в понедельник 17 октября 1926 года в театре «Принсесс». Кость хорошо срасталась. Врач в Монреале подтвердил это, одновременно посоветовав Гудини дать ноге отдых в течение нескольких недель. К этому совету сверхчеловек отнесся добродушно-пренебрежительно. Он привык к легким повреждениям — порезам, ушибам, ссадинам, растяжениям мышц, переломам. Все это не раз случалось с ним. Обычно он игнорировал все это: главное — выйти к публике с хорошим представлением.
Гудини договорился со знаменитым монреальским университетом Макгилл о прочтении в его стенах лекции по спиритизму, и она имела шумный успех среди студентов и преподавателей. Один из выпускников университета, специализирующийся по искусству, сделал набросок портрета Гудини и показал его Гарри после лекции. Гудини рисунок понравился, и он пригласил парня зайти к нему за сцену, чтобы сделать еще несколько набросков.
Молодой художник появился в театре в пятницу утром с альбомом для рисования. Он привел с собой двух приятелей, один из которых был чемпионом колледжа по боксу.
К этому времени переписка Гудини приняла ошеломляющие размеры. Частично это объяснялось его общественной деятельностью: мало того, что он был президентом американского общества иллюзионистов, он еще вступил в клуб национальной прогрессивной партии, созданный в 1912 году Т. Рузвельтом, и в масонскую ложу. Много приходило в его адрес поздравлений в связи с его успешными разоблачениями спиритов. Но еще больше писем присылали приверженцы спиритизма, последние были полны оскорбительных выпадов.
Когда трое юношей пришли, Гудини лежал на кушетке, просматривая почту. Он извинился, объяснив, что хотел рассортировать письма, выбрать из них наиболее важные личного характера.
Молодой боксер напомнил Гудини его слова, сказанные на лекции, что праведная жизнь и регулярные упражнения сохранили ему юношеское здоровье и что любой удар, нанесенный ему выше пояса, за исключением лица, не принесет вреда, даже если бить будет человек, намного превосходящий силой самого Гудини.
— Мистер Гудини, можно, я изо всех сил ударю вас в живот?
— Никакого мистера, просто Гудини. Да, конечно.
— Прямо сейчас?
— Валяйте.
Не успел Гудини встать с кушетки, как парень нанес ему страшный удар.
Гудини задохнулся и схватился за живот. Парень в ужасе отпрянул. Король магии с трудом поднялся на ноги, он едва дышал и был бледен. Затем он собрал всю свою волю и, глядя в растерянное лицо юноши, проговорил: «Не так… дайте мне приготовиться». Он выпрямился и напряг пресс. «Вот теперь можете бить. Валяйте».
Парень нанес удар. На этот раз брюшной пресс Гудини был тверд как доска. На парня это произвело должное впечатление.
Когда студенты ушли, Гудини немного потер живот, чувствуя, что первый удар, к которому он не был готов, по-видимому, повредил какую-то мышцу. Но потом боль утихла, и он погрузился в работу.
Во время дневного концерта он временами чувствовал боль в правом боку, но старался не обращать на нее внимания.
Вечером боль усилилась. Она донимала его в течение всего спектакля, и ночью в гостинице он пожаловался Бесс. По его просьбе она протерла ему живот спиртом. Гарри не мог уснуть. Бесс предложила вызвать врача, но Гудини наотрез отказался.
На, следующий день во время дневного представления усталость накатывалась на него волнами: сцена, сверкающая бутафория, суетящиеся ассистенты — все временами теряло четкость очертаний, виделось как бы в мерцающем тумане. Затем голова снова становилась ясной, и он мог продолжать представление.
В перерыве между дневным и вечерним представлениями он лежал на раскладушке в артистической уборной, то дрожа от озноба, то обливаясь потом.
Этот последний концерт состоялся в субботу вечером. Следующим пунктом гастролей был Детройт.