Профессор Губиц издавал журнал "Собеседник", и Фарнгагены решили познакомить с ним Гейне на одном из своих вечеров. Но Губиц не мог прийти в этот день, и Гейне отправился к нему в редакцию без всяких рекомендаций. Он принес Губицу несколько стихотворений и сказал при этом: "Я вам совершенно неизвестен, но хочу стать известным благодаря вам". Шутка рассмешила Губица, он обратил внимание на болезненно бледное лицо поэта, на его нервные движения. Он отнесся очень серьезно к его стихам. Они понравились Губицу, но он был несколько смущен неровностью и необычностью стихотворных размеров и попросил Гейне кое-что переделать. Однако молодой поэт упорно стоял на своем и доказывал, что он пишет в манере немецкой народной песни, которой свойственна "неровность" стиха. Губиц напечатал пять стихотворений Гейне в "Собеседнике", в майском номере 1821 года. Это был большой успех для молодого поэта, потому что "Собеседник" был очень распространен в Берлине.
Губиц, покровительствуя поэту, порекомендовал издателю Мауреру выпустить книгу его стихов. Издатель согласился, так как он рисковал только расходами на типографию и бумагу. Вместо авторского гонорара Гейне должен был получить сорок экземпляров своей книги, но изза скупости издателя получил лишь тридцать. Датированная 1822 годом, книга Гейне появилась в декабре 1821 года. В связи с ее выходом в "Собеседнике" было помещено следующее объявление: "В нашем издательстве на днях вышла в свет книга - "Стихотворения Г. Гейне", цена - 1 талер. Можно высказывать любые суждения о качестве этой поэзии, но все же каждый должен признать, что автор книги отличается поразительной оригинальностью, заключающейся в редкой глубине чувства, живости юмористического восприятия и смелой силе изобразительности. Почти все стихотворения этого сборника, который состоит из циклов: I. Сновидения.
п. Песни. III. Романсы. IV. Фреско-сонеты и V. Переводы из произведений лорда Байрона - написаны совершенно в духе и простой манере немецкой народной песни.
"Сновидения" представляют цикл ноктюрнов, которые по своему своеобразию не могут быть сравнимы ни с каким из известных нам поэтических жанров. Берлин, декабрь 1821. Книготорговля Маурера".
Гейне охотно дарил свою первую книжечку друзьям, делая прочувствованные надписи. Один экземпляр он послал Гёте в Веймар с сопроводительным письмом, в котором говорилось: "У меня есть много причин послать мои стихи Вашему превосходительству. Приведу лишь одну из них: я люблю вас. Я полагаю, что эта причина веская.
Мои стихи, я знаю это, пока мало чего стоят; лишь коегде можно усмотреть задатки того, что я однажды могу создать. Я долго не мог составить себе определенного мнения о сущности поэзии. Люди сказали мне: спроси Шлегеля, а тот сказал: читай Гёте. Я добросовестно последовал его совету, и, если из меня выйдет когда-нибудь толк, я знаю, кому я этим обязан".
Среди любителей поэзии первые стихотворения Гейне получили известное признание. Он стал посещать литературный салон Элизы фон Гогенгаузен. Эта образованная женщина была горячей почитательницей Байрона, сама переводила его стихи, и Гейне среди посетителей ее салона пользовался репутацией "немецкого Байрона". Он сам признавал это сродство с английским собратом и даже в шутку называл себя его "кузеном".
Салон баронессы фон Гогенгаузен был теснее и строже, чем салон Фарнгагенов, и доступ туда давался нелегко. Но у Фарнгагенов Гейне чувствовал себя непринужденнее. Он сдружился с братом Рахели, остроумным и своеобразным драматургом Людвигом Робертом, автором "мещанских комедий" и литературных пародий.
В обществе Людвига Роберта и его жены, которую Гейне называл "прекрасная Фредерика", поэт был своим человеком. В послании к Фредерике Гейне шутя звал ее в романтическую Индию из суетного и шумного Берлина:
Оставь Берлин, где воздух густ и пылен,
Где жидок чан, где над умом людским
Один лишь Гегель властвует, всесилен,
И жизни смысл для всех указан им.
Умчимся в кран, где аромат обилен,
В кран солнечный, который мной любим.
Там льется Ганг, и вдоль его извилин
Идет в одежде белой пилигрим.
Стихотворения Гейне, входившие в первую книжку, нашли отклики и в печати. Фарнгаген фон Энзе в заметке, напечатанной в "Собеседнике", отмечал дарование молодого поэта, хотя в сдержанной и осторожной форме.
Гораздо интереснее была статья поэта и драматурга Карла Иммермана в "Рейнско-вестфальском вестнике".
Иммерман справедливо усмотрел в стихах Гейне "ту горькую ярость против ничтожного, бесплодного безвременья и ту глубокую вражду к нему, которая кипела в целом поколении". И недаром, почувствовав боевой пыл поэзии Гейне, Иммерман писал, что поэт "должен быть закован в сталь и железо и держать всегда наготове свой меч".
Отзыв Иммермана произвел большое впечатление на молодого поэта. Гейне не был знаком лично с Иммерманом, но он прочитал его "Трагедии". "Я никогда не забуду того прекрасного дня, - писал Гейне, - когда я получил ваши "Трагедии" и прочитал их и, почти обезумев от радости, рассказывал о них всем своим друзьям".
Гейне оценил ясную и благородную мысль драматургии Иммермана, звавшей к искоренению зла и неправды.
Из всех современников Иммерман казался поэту наиболее близким по духу. Гейне знал, что он живет в Мюнстере и занимает судейскую должность и что ему трудно приходится в мрачно-католическом провинциальном городе. Молодой автор первой книги "Стихотворения" написал сердечное письмо своему собрату. Гейне делился планами на будущее и восхищался произведениями Иммермана. Поэт высмеивал тех глупцов, которые пытались доказать, что Гейне соперничает с Иммерманом. "Они не знают, что прекрасный, светлый, сияющий брильянт нельзя сравнить с черным камнем, который только по форме причудлив и из которого молот времени выбивает злые, дикие искры. Но что нам до глупцов?.. Война закостенелой несправедливости, царственной глупости и всему злому! Если хотите взять меня в боевые товарищи в этой священной войне, то я с радостью протяну вам руку..."
ПИСЬМО
В осенний вечер, когда за окном струились потоки дождя, а в комнате было холодно и сыро, Генрих лежал на софе, укрывшись пледом, и читал. В дверь постучали.
Неужели это квартирная хозяйка пришла поделиться с ним соседскими сплетнями? Как некстати... Стук повторился, и, прежде чем Гейне успел сказать "Войдите", на пороге появился почтальон, промокший и озябший, с большой сумкой за спиной.
- Вы студиозус Гарри Гейне из Дюссельдорфа? - спросил почтальон. - Вам письмо. Распишитесь.
Генрих неохотно поднялся и протянул руку за письмом. Он увидел на сером самодельном конверте знакомый почерк матери. Сердце наполнилось тревогой. Ничего хорошего он не ждал из дома. Еще год назад отец Гейне окончательно разорился и был вынужден оставить Дюссельдорф. Часто в грустные минуты Генрих представлял себе, как тяжело должно быть семье, покидающей насиженное место, дом, в котором знаком каждый угол, приятелей, даже собаку, которую нельзя было взять с собой. Теперь его родители, братья и сестра жили в Ольдеслое, в чужом голштинском городке, без родных и знакомых.
Руки Генриха дрожали, когда он вскрывал конверт.
При бледном свете лампы он с трудом разбирал торопливый почерк матери.
"Дорогой Гарри, - писала она, - давно я не разговаривала с тобой. Много раз бралась за письмо и откладывала его. Все не хотелось огорчать тебя, а веселого у нас мало. Отец болеет, несчастье сгорбило его, и куда девалась его военная выправка и веселый, беззаботный смех. Я тоже..."
Генрих глубоко вздохнул, на мгновение отложил письмо. Он зажмурил глаза и вдруг в темноте увидел Болькерову улицу, пьяного Гумперца, валяющегося в канаве, мальчишек, которые так любили дразнить его, а потом представил себе отца, статного, жизнерадостного, в своем пудермантеле, со свежевыбритыми щеками.
Куда все это делось? Генрих открыл глаза. Лампа чадила. Он подкрутил фитиль - свет стал ровнее и еще бледнее. Теперь можно было читать дальше. В письме говорилось о трудной жизни, о братьях, учившихся в школе, о сестре Шарлотте. Как мило и нежно умела описывать мать! А в конце Гейне нашел самое страшное, самое горькое для него.